Завораш (СИ)

Ветер продолжал завывать, бросая пригоршни песка в лицо. Лопасти на ржавых ножках яростно крутились, издавая непрерывный дребезжащий скрип. Ош притянул Телобана ближе, как будто хотел рассмотреть во всех деталях. Это был единственный раз, когда ему посмели противостоять.

То, что служило гусенице своеобразным «лицом» — несколько шишковатых наростов, увенчанных парой черных глаз, оказалось рядом с лицом Телобана. Эти глаза впились в него немигающим взглядом. Но примечательнее всего была пасть. Она оказалась поистине огромной.

Телобан слышал о живых существах, которых архонты использовали в своих целях: змей, крыс, собак. Всех, кого удавалось приручить в той или иной мере, а затем — обучить убивать. Крысы и змеи плохо поддавались дрессировке, а потому их изменяли. Не целиком, а всего лишь некоторые части. Например, добавляли смертоносные змеиные жала или отращивали крылья. В подвалах и подземельях Замка был целый зверинец из изменённых животных и, пожалуй, это была наиболее жуткая часть Замка.

Чудовище распахнуло полную острых зубов пасть и зашипело.

Любое, даже самое незначительное движение причиняло Телобану боль, но он крепко сжал зубы, стараясь не смотреть в огромный зёв перед ним, не слышать бешеного скрипа ржавых мельниц, не чувствовать секущего по коже песка.

Вместо этого он попытался вообразить длинные, узкие, и извилистые улочки Дымного квартала. Всегда затянутые дымкой, с верёвками, ведущими от одного крыльца к другому. Вечерами сквозь эту дымку виднеются огни редких окон (ведь горючее для лампы стоит денег, и не у всех если лишние пару монет на такое излишество), и совсем уж единичные точки уличных фонарей. Все они светятся в половину, а то и в четверть накала, и ничего толком не освещают, зато могут служить своеобразными маяками в этом горчичном тумане.

Дымный квартал, каким он его запомнил. Или, вернее, вообразил, основываясь на воспоминаниях того мальчишки, каким он был в свои десять лет. На этих тёмных улочках обитало множество страхов, горестей и бед. А ещё — теней и призраков, которые жили с нынешними обитателями квартала рука об руку, иногда в виде старого дагерротипа в рамке на стене, пожелтевшей от времени иконы или дома, где никто не селился уже много лет.

И кошмаров, разумеется.

Особенно их. Ибо истинные кошмары не водятся под палящим солнцем у всех на виду. Они не могут бродить у стен города словно немые просители. Их обиталище — внутри городских стен, под покровом ночи, в облаке миазмов, выброшенном химическим заводом. Каждый новый запах, каждый шорох, каждое движение — всё кажется иным. Монстрам здесь хватает ума скрывать свою сущность. Десятки сгинувших в тумане могли бы подтвердить это.

Внезапно боль, ощущение хлещущих по коже песчинок, жар от горячего ветра, звуки лопастей — внезапно всё это перестало существовать. Не одновременно, не одномоментно. Звуки просто отошли на задний план, а затем исчезли вовсе. Им на смену пришли другие. И эти звуки были хорошо знакомы. Телобан мгновенно распознал треньканье натянутой бечевы. Ещё до того, как открыть глаза, он почувствовал, что стоит на твёрдой земле, а воздух вокруг… Что ж, это был воздух Дымного квартала. Плотный, тяжёлый, с привкусом угольной крошки.

Он оказался дома. И он вновь был самим собой. Но самое главное — он вновь стал хозяином положения.

ВНУТРИ ГОРОДА ВЕРВИЙ

Город Вервий.

Он вновь оказался в Дымном квартале.

Он был ДОМА.

Не просто дома: он знал каждый поворот соседних улочек. Знал, будут они подниматься или опускаться; какие на них стоят дома; какие лавки располагаются поблизости и как быстрее добраться из одной точки в другую. Он не просто многократно изучил каждый поворот, каждую впадину мостовой и каждый тупик, где пахло мочой и встречались трупы бродячих животных, он знал каждую нить, натянутую от одного порога к другому. Кому-то могло показаться, что это жутко неудобно — ходить между натянутых верёвок, но внутри Дымного квартала можно было перемещаться только так.

Даже годы, проведённые в Замке, не могли помешать старым привычкам: тому, как держать бечеву, чтобы не стиралась кожа на пальцах, как дышать не полной грудью, чтобы не наглотаться угольной пыли, или использовать метки на стенах домов, чтобы добраться из одной части квартала в другую. Это был особый, уникальный мир.

Туман вокруг был не слишком густым, но всё же достаточно плотным, чтобы нельзя было рассмотреть что-либо на расстоянии вытянутой руки. На мгновение даже Телобан оторопел: переход был слишком резким и после завываний ветра и палящего солнца обрушившаяся внезапно тишина, заставляла растеряться.

Квартал был окутан горчичной дымкой. В тумане угадывались очертания домов, бечевы, натянутой неподалёку, одиноко стоящего фонарного столба.

Поразительно, сколько всего осталось в его памяти!