Завораш (СИ)

— О чем ты? — спросил он, все ещё недоумевая, почему напарнику вдруг захотелось поговорить о боге. Господин Сур, рассуждающий о религии… Это было так же абсурдно, как и…

Однако Анабас не успел придумать должной метафоры. Мало что в мире могло быть настолько несовместимым как его напарник и теологический диспут.

— Всё это, — Сур сделал жест рукой, — Всё это дело рук человека. Посмотри на храмы — некоторые из них величиной с гору. Так человек пытается стать чем-то большим, чем просто дикарём, копошащимся в земле.

— Разве? Тогда это тщеславие.

— Обычно — да. Но не в этом случае.

— Тогда что же это?

— Бог создал гору из грязи и камней, так? А человек использует камни и грязь для строительства чего-то несравнимо более значительного.

— То есть улучшает божественное творение?

— Именно.

— Значит, это гордыня. Человек пытается превзойти Всевоплощённого.

— Превзойти, усовершенствовать, улучшить — какая разница?

— То есть мир, созданный богом — что? — несовершенен?

— Выходит так.

— И человек, как ты утверждаешь, улучшает божье творение, пытаясь стать достойным бога…

— Именно.

— Ты сумасшедший, раз веришь в такое.

— Почему ещё?

— Да потому что любой мастер, увидев, как ученик пытается превзойти его — тут же пришибёт наглеца. Не веришь? Спроси у них!

В этот момент они покинули тень собора и оказались в самом начале ремесленной улицы.

Здесь Сур купил у торговца сладостями пирожное и принялся жевать, очевидно, раздосадованный тем, что его теологические выкладки не нашли в сердце напарника должного отклика.

Улица Ремесленников была извилистой и напоминала русло давно высохшей реки. Если оглянуться и посмотреть вверх, открывался впечатляющий вид на храм за их спинами. Впереди виднелись не менее роскошные здания: городские дворцы и мавзолеи в окружении садов и искусственных прудов.

Сур доел пирожное и шумно облизал пальцы. Анабас поморщился.

— Куда мы все-таки направляемся?

— Здесь недалеко. Один подмастерье в мастерской у литейщика. Утверждает, будто что-то видел.

— А он действительно видел?

— Не знаю. Может быть. Какая разница?

Анабас злился потому, что их нынешнее задание было настоящей головной болью. И дело вовсе не в том, что все происходящее было странным и жутким. Скорее в том, что впервые за множество лет, проведённых в страже, Анабас столкнулся с чем-то таким, что заставляло его поволноваться.

Убийства, ограбления и кражи случались в Завораше каждый день — и по нескольку раз. Однако большинство этих преступлений были чем-то легко объяснимым. То, что Анабас видел в трёх случаях их семи, было способно надолго лишить аппетита.

Хотя Анабас с Суром и числились городскими стражами и даже получали жалование, оба подчинялись непосредственно начальнику тайной полиции. И если в обязанности обычного стража входила охрана порядка вроде патрулирования улиц в поздний час или сопровождение знатного вельможи через весь город к его резиденции, то обязанностью напарников было передвигаться по городу, слушать и вникать. Оба справлялись с работой, и в общем-то, прослыли надёжными малыми.

Ага, подумал Анабас, надёжными настолько, что, когда в городе стали происходить убийства, начальник решил поручить поиски убийцы именно им. Там, где оказалась бессильна городская стража, должны были справиться двое шпионов из тайной службы. Таково было распоряжение самого принципала, который не интересовался расследованием убийств до того момента, пока на задворках борделя не нашли сына некоего герцога. Как и шесть остальных жертв, тот был выпотрошен от пупа до кадыка, вдобавок убийца срезал с его шеи и рёбер внушительные куски кожи.

Время от времени Анабас прокручивал в голове все, что ему было известно, изредка добавляя новые подробности и отметая то, что казалось ему глупым, неправдоподобным, чересчур гротескным.

Хотя что в Завораше могло быть слишком гротескным?

Вот что было известно горожанам: кто-то убивает людей. В основном по ночам, но одно или два убийства произошли днём или ранним утром. Всего таких убийств семь. Как обычно, не обходилось без подробностей, но все оказались полностью выдуманными — от орудия убийства (утверждали будто бы убийца орудует то ли длинным мечом, то ли вообще зекамской шпагой), до способа убийства и личности самого убийцы.

Поговаривали, будто убивает моряк, который каждый раз сходит в другом порту, но вынужден через какое-то время возвращаться. Или это мог быть шиван. К шиванам, материк которых превратился в нечто, похожее на только что вынутый из печки пирог, где под тонкой коркой выжженной поверхности бушуют вихри огня, относились настороженно. Многие из них, даже прожив в Завораше всю жизнь, оставались чужаками. Глупо, конечно, и все же мало кто понимал, но на самом деле истории об убийцах-шиванах (шиванах, похищающий детей, разрушающих кладбища в ночь полнолуния либо отравляющих колодцы и поилки для скота — варианты существовали самые разные), были куда вреднее обычных страшилок, циркулирующих по городским улицам.