Символы были незнакомыми, и Телобан уже не впервые за сегодня ощутил себя ребёнком, внезапно попавшим в сложный и непонятный мир взрослых. Для него это было вдвойне неприятным чувством. Во-первых, он не любил вспоминать собственное детство, полное боли и унижений, самым ярким впечатлением от которого стало прикосновение к верёвке в Дымном квартале, во-вторых, Телобан не любил чувствовать себя одураченным.
Шагая по этому коридору, Телобан пришёл к выводу, что тот располагается гораздо ниже уровня кухни, и возможно, ниже самих катакомб.
Наконец он добрался до двери в конце коридора. Дверь была массивной, тяжёлой и отливала багровым. Впрочем… при другом угле зрения она казалась сизой, цвета свежих внутренностей.
Эта дверь не была похожа на ту, которую он видел минуту назад. Здесь почти отсутствовал запах, кроме едва уловимого запаха сырости и камня. Подходя ближе, Телобан уже знал, что ничто не заставит его повернуть назад и отказаться от мысли заглянуть за эту дверь. Теперь он чувствовал то же самое, что и тогда, когда перелистывал хрупкие страницы своей Книги. Нечто важное скрывалось за этой дверью, некая тайна. И тут Телобан неожиданно подумал, что возможно
***
Закованный в цепи человек смотрел прямо на него. С мрачным спокойствием тот наблюдал, как Телобан приближается.
За спиной человека находились странные стеклянные трубки, по которым текла жидкость. Гудели насосы. Однако не это поразило Телобана больше всего.
Крылья. У него были крылья.
И шрамы. Телобан замечал такие вещи.
Шрамов было множество, и многие из них выглядели достаточно глубокими. Если все они были нанесены одновременно, оставалось лишь удивляться тому, как получивший такие ранения не скончался от кровопотери.
Так какому же узнику его тюремщик захочет сохранить жизнь? Наверняка, самому ценному.
Оглядевшись по сторонам, Телобан обнаружил в стенах высоко под потолком множество узких окон.
— О, да, нас слушают, — произнёс узник. Голос его был скрипучим, слова ломались в рту как битое стекло, — Не видят, но прекрасно слышат. Можно подумать, что те, кто это делает, сейчас гадают, кто же вошёл в мою крипту. Это не так. Их задача — слушать и записывать. Не делать выводы.
— Тогда кто же их делает?
Узник лишь покачал головой.
Приблизившись, Телобан обошёл конструкцию сначала с одной, затем с другой стороны. Трубки уходили в пол, который едва ощутимо вибрировал. Кто-то очень потрудился, сооружая всё это. Что такого важного мог сообщить узник, чтобы каждое его слово стоило ловить и записывать?
Вопросы. Не об этих ли вопросах говорилось чуть ранее?
Телобан поймал себя на мысли, что размышляет над сказанным. Возможно, их действительно подслушивали, но что с того? Его проявление не раскрывает ни того, кто он на самом деле, ни его истинных целей. Он может исчезнуть в любой момент — так же легко, как проник сюда. И неважно, скольких ему придётся для этого убить.
Думая об этом, Телобан впервые взглянул на узника как на потенциального свидетеля. И жертву. В отличие от тех, кто, по его словам, скрывался за окнами, подслушивая, узник видел его лицо.
В этот момент, словно уловив ход его мыслей, крылатый улыбнулся.
— Нет, этого не произойдёт, — сказал он.
Пустые слова.
Телобан подступил ближе, словно для удара, но так и не смог его нанести. В замешательстве он опустил руку, кулак сам собой разжался.
— Так, так, — сказал крылатый, — Это становится интересным.
***
Если бы у этой сцены нашёлся наблюдатель, он решил бы, что видит доверительную беседу. Телобан приблизился к оракулу почти вплотную. Последний, обладая внушительным ростом, наклонился так, что натянулись цепи на его руках.
Они говорили. Вернее, говорило существо с крыльями — Телобан все ещё не знал, как его называть. Отблески света, падавшего из окон сверху, расцвечивали фигуру крылатого неестественными багровыми и жёлтыми тонами. На его бледной коже это было особенно заметно.
Глаза крылатого были сплошь черными, непроницаемыми. Только сейчас шпион понял, насколько сложно прочесть в них хоть какое-то выражение. Такие глаза могли быть у слепца, у бездушной статуи, у мертвеца…
А ещё трубки за его спиной. Жидкости в них не единожды вскипели и поменяли цвет.
Телобан понял, что это как-то связано с тем, что говорил крылатый. Слушая его, он не забывал прислушиваться к звукам вокруг. Иногда его слух различал едва заметное пощёлкивание. Звуки исходили из слуховых окон наверху.
Когда он спросил об этом у крылатого, тот рассмеялся: «Они записывают и пересылают сообщения наверх. Наверняка, кто-нибудь скоро спустится, чтобы проверить».
И все же, по словам крылатого, «тем, наверху» требовалось время для того, чтобы получить и расшифровать сообщение.