Завтра будет поздно

Ну сколько можно прятаться в этом лесу? Время покосов скоро кончится. Куда денемся? Ленин словно не замечает окружающего, живет на болоте как дома.

Зиновьев как-то намекнул Ленину об опасности, а у него один ответ:

— Разумный человек принимает меры предосторожности, чтобы свести опасность до минимума, но он обязан приучать себя не думать о ней и делать свое дело.

Белые ночи кончились. После захода солнца на лесную поляну наползала такая темень, что в пяти шагах ничего нельзя было разглядеть. В одну из таких ночей Зиновьев, забывшись на несколько минут, вдруг услышал стрельбу. Сердце тревожно забилось: «Напали на след… Вызваны войска… прочесывают лес… будут и здесь».

Выглянув из шалаша, Зиновьев увидел за озером мелькающие огни. «Так и есть — окружают».

Расталкивая Ленина, он свистящим шепотом сообщил:

— Мы окружены… Спасайтесь!

— Как окружены? Кем? — спросонья не мог понять Ленин.

— Не до расспросов… нужно уходить.

Быстро натянув на ноги ботинки, Зиновьев схватил пальто и выскочил из шалаша.

— Григорий Евсеевич, погодите, — окликнул Ленин, но в ответ услышал шелест кустарника.

Разбудив Колю, Владимир Ильич сказал:

— Одевайся, надо уходить.

— А чего там? — прислушиваясь к стрельбе в поселке, спросил мальчик.

— Юнкера, наверно. Тебе папа не говорил, куда надо уходить в случае опасности?

— Говорил… за ручей к косогору. В ту сторону, где солнце всходит. Но сейчас темно.

— Как-нибудь найдем. Пошли.

Залив водой едва тлевший костер, Владимир Ильич взял мальчика за руку и пошел с ним по болоту к ручью.

Шум в поселке не утихал. То и дело раздавались выстрелы. «Что там творится? — не мог понять Владимир Ильич. — Видимо, облава. Но кто же стреляет?»

Болотистый мох колыхался и оседал под ногами. Ветки густого ольшаника хлестали по лицам. Следовало бы окликнуть Григория, но опасно было подать голос.

Болото становилось зыбким. Ноги порой по колено проваливались в холодную жижу. Ботинки промокли насквозь. В них чавкала вода. А Коля тянул все дальше и дальше.

— Скоро будет косогор, — твердил он.

Николай Александрович ночевал дома. Услышав выстрелы, он вскочил с постели и у жены спросил:

— Кондратий дома?

— Нет, с оружием все возится. Не их ли там ловят?

Николай Александрович быстро оделся, разбудил старшего сына и вместе с ним вышел на улицу.

Беспорядочная стрельба доносилась с разных сторон. По всему поселку яростно лаяли собаки. В темноте мелькали огни. Происходило что-то непонятное.

Емельяновы поспешили к заводу. По пути к ним присоединялись проснувшиеся оружейники.

— Почему стреляют? Что случилось?

Но никто толком объяснить ничего не мог.

На перекрестке неожиданно появился парень в белой рубашке и выстрелил в воздух из берданки.

— Ты чего пуляешь? — остановил его Емельянов. — Ошалел, что ли?

— Ничего не ошалел, — обиделся парень. — Велено всех заводских будить. Из Питера поезд с юнкерами прибыл. Все улицы оцепили. Хотят с обысками по домам пойти. Завком приказывает не допускать.

— Правильно. Ишь новые жандармы объявились! Не позволим — в ночное время ребятишек пугать.

— А чего юнкерам надо?

— Начальство всполошилось. Много винтовок пропало. Думают, рабочие растащили.

«Ах, вот оно что! Тут, конечно, без моего Кондратия не обошлось, — подумал Николай Александрович. — Куда только они винтовки спрятали? Не в поселке же. Так юнкера и до покосов доберутся. Надо бы предупредить наших, подальше в лес увести».

У заводской проходной толпилось много народу. Ночная тревога возбудила рабочих. Они готовы были схватиться с юнкерами. Увещеваний никто не слушал. Каждый выкрикивал свое.

Видя, что споры затянутся до рассвета и юнкера не решатся пойти по дворам с обысками, Николай Александрович шепнул сыну:

— Сашок, ты побудь здесь и разведай все, а я к нашим на покос проберусь. Если какая опасность — Сергея или Толю присылай. А утихнет — пусть мать обед привозит. Понял? И Кондратию скажи, чтобы подальше от покоса был, а то хвост за собой потащит.

Вернувшись домой, Емельянов взял из двух лодок самую легкую и, осторожно гребя одним веслом, направился по затемненной части озера.

Стрельба в поселке стихла и огни больше не мелькали. Лишь изредка доносились невнятные выкрики у запруды.

Спрятав лодку в камышах, Николай Александрович поспешил к шалашу. Но в нем никого не оказалось.

«Куда они подевались? — недоумевал он. — Может, в кустах прячутся?»

Емельянов несколько раз свистнул по-снегириному. На свист никто не откликнулся.

«Вот те раз! И Колю не догадались оставить».

Досадуя, Николай Александрович свернул цигарку, подсел к костру и хворостиной поворошил угли. Но нигде не сверкнуло ни одной искорки. Пепел и угли были холодными. Значит, костер погашен давно.

«Через озеро перебраться не могли, не было лодки, — рассуждал Емельянов. — Значит, прячутся в лесу».

Дождавшись рассвета, он пошел на поиски. Сквозь заросли ивняка и ольшаника приходилось пробираться с предосторожностями, так как роса густо посеребрила листву. Стоило зацепить плечом ствол или головой ветку, мгновенно обдавало холодным дождем. Даже неприметная днем паутина так пропиталась росой, что всюду провисала бисерными гамачками.