— Прихожу, а его, конечно, еще нет дома. Заговорил с хозяйкой, жду. Вижу, идет с двумя ружьями на плече. «Михайлыч, — окликнул, — что ты у людей ружья отнимаешь?» — «Пусть не браконьерствует, — отвечает он. — Охота еще не объявлена». — «Михайлыч, а ружье-то ведь мое. Разве по-товарищески в казну забирать?»— «Какое оно твое? — не верит он. — Я его у чернявого чухны отобрал». — «Хочешь, номер скажу?» Называю номер тулки. Он проверил и удивляется: «Верно, как оно к чухне попало?» — «Да я его в косари нанял. Он втихомолку стянул ружье, видно, утятины захотел». — «Не из храбрых твой косарь, — говорит Аксенов. — Я боялся, что без драки не отдаст. Чухны, они скупые, а этот молчит, слова в оправдание не говорит». — «Так он же по-русски не горазд, — замечаю я, — да и напугал ты его своими усищами». — «Я его матюгаю, — хохочет Михайлыч, — а он ни бе ни ме. Вижу, толку не будет. Выхватил из его рук ружье, да и пугнул…»
— Очень хорошо, что вы не заговорили, — поспешил похвалить Ильич, видя, что емельяновский пересказ вогнал Зиновьева в краску. — Пусть лесник думает, что он на финна наткнулся.
— В общем, отдал Аксенов ружье. «Только косарям больше не давай, говорит, пришлым нечего тут охотиться». И на прощание даже угостил. Опасаться его нечего, — заверил Николай Александрович. — Михайлыч человек свой. Если и догадается, не выдаст, ручаюсь.
В конце июля чуть ли не каждый вечер, как только темнело, с озера доносились всплески весел. Это к шалашу на покос пробирались члены Центрального Комитета, готовившие Шестой съезд партии. По сообщениям становилось ясно — съезд будет большим: соберутся делегаты от двухсот сорока тысяч членов партии. Их всех надо нацелить на восстание. Владимир Ильич огорчился, что сам не сможет присутствовать на столь важном съезде.
— В доклады мы вложим ваши мысли, ваш дух. Быть идейным вдохновителем съезда важней, чем присутствовать на нем, — уверял Яков Свердлов.
Ильич соглашался с ним, но в глубине души примириться не мог.
Съезд проходил полулегально. Делегатам заранее не сообщалось, где нужно собираться, так как шпики Керенского давно мечтали одним разом захватить руководителей партии. Иногородних большевиков поселяли не в гостиницах, а на квартирах рабочих.
Съезд открыли на Выборгской стороне.
— Почему Ленина нет в президиуме? Где Ленин? — допытывались делегаты.
Яков Свердлов, председательствовавший на заседании, сообщил, что Владимир Ильич хотя и скрывается от ищеек Керенского, но руководит съездом.
Это сообщение в тот же день стало известно журналистам. Буржуазные газеты подняли шум: они обвинили прокуратуру в бездеятельности, требовали найти Ленина и арестовать.
За руководителями партии усилилась слежка. Пришлось удваивать охрану съезда и заседания проводить в разных частях города. Обычно за сутки до заседания Красная гвардия выставляла свои секреты и посылала патрули на соседние улицы, чтобы те следили: не окружают ли войска дом, в котором утром соберутся делегаты.
На одном из первых заседаний съезда решался вопрос: надо ли Ленину являться на суд? Докладывал Орджоникидзе. Он рассказал о своих переговорах в Таврическом дворце, о том, как замышлялось убийство Ленина, и сделал вывод: враги ищут и будут искать любые способы, чтобы вырвать вождей из рядов революционной партии. Ни в коем' случае нельзя выдавать товарища Ленина.
Вслед за Орджоникидзе на трибуну поднялся Феликс Дзержинский.
— Я буду краток, — сказал он. — Мы должны ясно и определенно сказать, что хорошо сделали те товарищи, которые посоветовали товарищу Ленину… не арестовываться.
Дзержинский потребовал заявить от имени собравшихся, что большевики не доверяют правительству Керенского, а поэтому — не выдадут Ильича. Его предложение было принято: съезд высказался против явки Ленина на суд.
Жизнь в шалаше усложнялась. По ночам поднимались туманы. От болот и с озера тянуло холодом. Старые пальто и куртки плохо согревали. И работать стало трудней: днем часто моросил дождь, а по вечерам надвигалась непроглядная темень.
А тут еще на шалаш набрели грибники, заплутавшиеся в болоте. Потом пристала лодка к берегу. К костру подошли рыболовы, спросившие у косарей: не найдется ли курева? Этак можно было и шпиков дождаться. Да и время покосов кончалось. Надо было перебираться в другое место. Но куда?
Решили, что спокойней всего Ленину будет за Сестрой-рекой в Финляндии.
Переправить Ленина через границу поручили Александру Васильевичу Шотману. Это был профессиональный революционер, имевший финское подданство.
Шотман представил несколько проектов перехода через границу. Их тщательно обсудили и пришли к выводу, что Ленину лучше всего перебраться через реку Сестру под видом сестрорецкого рабочего. Оружейники, жившие за рекой Сестрой, пользовались упрощенными паспортами, похожими на обычные удостоверения личности.
Емельянову поручили достать такие документы у товарищей. Но как их добудешь, у кого попросишь?