Завтра будет поздно

— Судачкам малым и чайкам на обед!

Неожиданно он ощутил тяжесть на перемете, показавшуюся ему мертвой.

— Никак, зацеп… А ну, Дема, притабань!

Моряк слегка поддернул шнур и вдруг почувствовал рывок.

— О-го! Никак, большая попалась… приготовьте сачок!

Вместе с мутью на поверхность всплывали клочки вырванной травы. На глубине металась какая-то сильная рыба. Боясь порвать ветхий перемет, Филипп вываживал ее с предосторожностями. Наконец на поверхности показался крупный судак с белесым брюхом. Заметив лодку, он всплеснув хвостом, рванулся, но угодил прямо в сачок, подведенный Савелием Матвеевичем.

— Ну и рыбина, — вытащив добычу, воскликнул старик. — Не меньше двенадцати фунтов потянет.

— Вы не возитесь с ним… срезайте с поводком, если далеко заглотнул, — посоветовал Филипп. — А то руки покалечите. Зубы у них цепкие. Эге! Кажется, еще такой же!

Второй судак был поменьше, но тоже доставил немало хлопот: рванувшись под лодку, он потащил за собой перемет. И как-то так получилось, что крючок соседнего поводка зацепился за киль. Пришлось Филиппу погрузить руку по плечо в воду и пустить в ход нож.

В течение получаса рыбаки наполнили садок доверху и с добычей двинулись к дому.

ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ

Старый церковный сторож, вымаливая себе прощение, часто оставался после богослужения у алтаря, бросался на колени перед распятьем и, отбивая поклоны, просил:

— Господи Иисусе Христе, прости мя, грешного, не покарай…

Изнывая от страха, он каждый день ждал, что придут с дальней заставы мстители и спросят: «Ты зачем подкинул нам украденное из алтаря?»

— Не по своей воле, — бормотал старик. — Долговязый бес попутал. И кресты-то были старые из серебра… на чаше позолота стерлась. Без толку лежали. Не прогневайся, пощади мя…

В воскресенье после обедни старик не погасил свечей, а, как всегда, встал перед изображением распятого на кресте Иисуса Христа и, закрыв глаза, начал повторять свою каждодневную просьбу.

В церкви стояла такая тишина, что слышно было, как капает оплывающий воск, слегка потрескивает пламя свечей и попискивают бегающие в просвирной мыши.

Вдруг до слуха молящегося донесся скрип тяжелой двери главного входа. «Кто бы это мог быть? — вздрогнув, подумал сторож. — Не вернулся ли отец Анатолий?» Дряхлый настоятель церкви ушел последним, по рассеянности он мог что-нибудь забыть. Нет, по гулким плитам явно шагало несколько человек. Слышно было, как у одного из них цокали подковки.

Боясь оглянуться, старик торопливо стал отбивать поклоны и бормотать молитвы.

Шаги вскоре затихли, но сторож чувствовал, что пришедшие не ушли, а стоят где-то невдалеке и наблюдают за ним. Он лишь чуть скосил глаза и, заметив трех матросов, державших снятые бескозырки, рослого милиционера с красной повязкой на рукаве и сгорбленного отца Анатолия, упал ниц и в голос завопил:

— Матерь божья, великомученица, заступись!

— Ладно, хватит канючить, — сказал грубый голос. — Поднимайся.

Чьи-то сильные руки подхватили обомлевшего старика и подвели к аналою.

— Раб божий Лука, клянись на святом Евангелии, что будешь, как перед богом, говорить только правду, — подняв руку с тремя вытянутыми вверх пальцами, произнес отец Анатолий.

— Клянусь, — слабым голосом отозвался сторож, перекрестился и поцеловал край толстой книги с золотым обрезом.

Матрос, усевшийся на приступку алтаря писать протокол, строгим голосом спросил:

— Как зовут тебя?

— Лука Афанасьевич Субботин.

— Где проживаешь? Уроженец какого села? Уезда, губернии?

У старика затряслись ноги. Ему вдруг стало холодно, захотелось сесть. Словно сквозь сон он слышал вопросы, машинально отвечал на них и думал: «В тюрьму посадят… и отец Анатолий разгневается, прогонит меня».

— Правду ли говорят, что ты со злым умыслом выкрал церковную утварь, окропленную святой водой, и подкинул мастеровым?

— Каюсь, дьявол попутал.

И Лука Афанасьевич, утерев рукавом глаза, стал рассказывать, как после ареста переодетых военных к нему пришел их долговязый начальник и стал нашептывать: «Богоугодное дело свершишь. Они слуги антихриста, идут против царя и бога. Каторжники будут разорять церкви, измываться над верующими. Бог вознаградит того, кто поможет правосудию вернуть их в тюрьму».

— Видел ли ты, что арестованные мастеровые избивали кого-нибудь? — вновь стал допрашивать матрос.

— Каюсь, не видел.

— Кто стрелял с колокольни?

— Переодетые военные, которых арестовали мастеровые и матросы.

— Ими командовал Аверкин?

— Да, он потребовал, чтобы я впустил их в божий храм.

— Больше вопросов у нас нет, — сказал моряк. — Прошу свидетелей подтвердить, что насилия над гражданином Субботиным не было, что после клятвы над Евангелием он сообщил нам чистую правду.

Закончив протокол, Филипп Рыкунов записал адреса свидетелей, дал им расписаться и поблагодарил дряхлого настоятеля.

Милиционер хотел было взять протокол себе, но матрос сказал:

— Нет, брат, он нам самим пригодится.

Виталий Аверкин встревожился, узнав, что брат срочно вызывает его к себе.