Завтра будет поздно

В седловине, прикрытой кустами от ветра, у весело потрескивающего костра лежали на песке шестеро рыбаков в потрепанных одеждах и о чем-то негромко разговаривали. Услышав скрип песка под ногами пришельцев, они умолкли.

— Можно к вашему огоньку? — спросил Савелий Матвеевич. — Спички подмочили, курить охота.

Рыбаки ничего не ответили, лишь один из них подвинулся и пропустил к костру. Савелий Матвеевич прикурил от уголька и, видя, что знакомых здесь нет, поинтересовался:

— Ну как рыбка?

— Вечером клевала, — ответил тот, что подвинулся. — А вот утром, видно, на якоре не удержишься. Моряна задует… Закат красноватым был. А вы что, с дорожкой ходите или перемет поставили?

— Перемет, авось судачишка набежит. Вы Володю сестрорецкого или Кондратия не видели?

— Вон их костер. Тоже перемет ставили и на блесну двух судаков подцепили.

— Значит, ходит рыбка! Пойду узнаю, где они ее нащупали.

К другому костру Савелий Матвеевич пошел без Дементия. В ожидании его братья собрали сухой плавник и развели небольшой костер.

— Давай оставшуюся наживку сварим, — предложил Филипп.

— Хорошо бы! — обрадовался Дементий. — А то живот подвело.

Он сбегал к ручью, наполнил котелок водой и подвесил его над пламенем, а Филипп тем временем принялся потрошить уклеек.

Не успела вскипеть вода, как Савелий Матвеевич вернулся.

— Гасите костер, — сказал он. — Оружейники на уху зовут.

— А нашу рыбешку куда?

— Коту на обед.

Вылив горячую воду на огонь, братья взяли с собой котелок, хлеб, ложки и пошли за Савелием Матвеевичем.

Сестрорецкие рыбаки только что сняли с рогаток закоптелый котел с дымящейся ухой, распространявшей острый запах.

— А ну, ребята, подсаживайтесь к ухе! — пригласил оружейник. — Жаль, для аппетита ничего подходящего не захватили.

— А у нас он и так неплохой… только бы побольше да погуще! — отозвался Филипп.

Уха, заправленная молодым картофелем, была на удивление вкусной. Пышные куски судака, казалось, таяли во рту.

Съев подчистую все, что было в: котле, рыбаки улеглись на рассыпчатый морской песок вокруг костра и закурили.

— Ну, как там у вас на Путиловце — много мастеровой гвардии набирается? — спросил круглолицый, которого все называли Володей.

— Боевого народу хватит, только считай, — ответил Савелий Матвеевич. — Да вот с оружием бедновато: с палками парни обучаться ходят.

— В следующую субботу мы вам еще подкинем, — пообещал оружейник.

Кончив курить, он посмотрел на карманные часы, похожие на большую луковицу, воскликнул:

— Ого! Время быстро бежит. Поднимайтесь, надо до рассвета сгрузиться.

Они прошли к своим лодкам, столкнули их на воду и на веслах двинулись в глубь залива.

Отойдя от берега на изрядное расстояние, рыбаки сблизились и, став борт к борту, начали перегружать винтовки, обернутые в просмоленную ветошь. Филипп их принимал, а Савелий Матвеевич аккуратно укладывал в носовую часть на брезент. Хорошо укрыв и замаскировав винтовки лотками, они еще раз закурили, пожали друг другу руки и на прощание одновременно выкрикнули:

— Ни пуха ни пера! Тьфу-тьфу…

Ветер переменился, он теперь дул с северо-запада. Филипп вновь водрузил мачту и, умело управляя парусом, лег курсом на юг, а сестрорецкие оружейники повернули на север.

На востоке высветилась тоненькая, едва приметная полоска. Она с каждой минутой ширилась, росла, принимая розоватый оттенок, потом неожиданно вспыхнула и пронизала полнеба золотистым светом.

Всходившее солнце зажгло далекий купол Исаакиевского собора, острые шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости. Заводские трубы, возникавшие из поредевшей мглы, казались черными, только что погашенными свечками.

Подходя к лахтинскому выступу, Дементий и Филипп стали вглядываться в поверхность моря, отыскивая свои кубасы. Утренний блеск волн слепил глаза.

Моряк вскоре заметил раскачивающийся над водой флажок. Убрав парус, он перебрался на нос лодки, вытащил нож, воткнул его в скамейку и — стал ждать, когда Дементий на веслах подойдет к кубасу. Как только флажок очутился у борта, он схватил его, вытащил из воды вместе с грузом и, передав Савелию Матвеевичу, начал не спеша выбирать шнур перемета.

Это был захватывающий момент рыбной ловли! Все с волнением уставились на вздрагивающий, затянутый зеленой тиной шнур: что сейчас покажется из глубины? Какая добыча?

Первые крючки были пустыми.

— Начисто объели, — хитрая рыба пошла, — бормотал Филипп. — Эге, задрыгала… попалась одна!

Шнур чуть повело в сторону, и на поверхности показался взъерошенный крупный окунь. Он сопротивлялся, рвался на глубину, но был выхвачен из воды и брошен в лодку.

Видимо, над этой частью перемета прошла большая стая окуней, они попадались через два-три крючка, все имели одинаковую изумрудно-полосатую окраску и по величине не отличались один от другого.

— Однолетки, — определил Филипп. — А вот и удавленник попался!

Он вытащил какой-то темный ком, покрытый белой слизью. Это был небольшой угорь, который, в попытках сорваться с крючка, так намотал на себя поводок и шнур, что был задушен ими.

Потом пошли крючки с уцелевшей наживкой. Филипп стряхивал мертвых уклеек в воду и приговаривал: