Секретариатом ЦК руководила Елена Стасова. Она и ее помощницы были завалены работой. Женщинам часто приходил на помощь новый секретарь Центрального Комитета — бледный, худощавый, с черной, чуть курчавящейся бородкой Яков Михайлович Свердлов. Он носил пенсне с толстыми стеклами, от чего глаза его казались какими-то пронзительными. Свердлов обладал громоподобным, рокочущим голосом и удивительной памятью. Достаточно было ему один раз переговорить с человеком— и он запоминал его надолго: знал имя, знал, что тот умеет делать, каким наделен характером.
Революция, втянувшая в борьбу массы не искушенных в политике людей, вызвала небывалую жажду к общению. Митинги возникали всюду: на площадях, на улицах, в чайных и во дворах домов.
Придя поздно вечером с какого-нибудь заседания домой, Надежда Константиновна распахивала окно во двор, надеясь подышать свежим воздухом и отдохнуть в тишине, но не тут-то было. Снизу доносились возбужденные голоса. Это спорили во дворе с дворниками и солдатом-инвалидом служанки и солдатки, которым не спалось в белые ночи. Около них обычно толпились подростки, порой поднимавшие на смех запутавшихся политиков.
Домовые митинги часто затягивались допоздна. В час ночи в окно доносились обрывки громкого разговора:
— …Говорят, что рабочие потребовали выгнать из правительства министров-помещиков.
— Гучкова и Милюкова не за это прогнали. Они хотели тайные царские договоры выполнять.
— Другие, думаешь, не хотят?
— Хотят, да помалкивают, а те на весь мир в газетах объявили.
— Больно быстро правителей наших меняют. Кто же теперь замест них?
— Пишут, будто бы эсера и двух меньшевиков от Совета добавили, чтобы двоевластия не получилось. Керенский теперь военно-морской министр. Чернов — по земледелию, а меньшевики Скобелев и Церетели — один по труду, другой по почте и телеграфу.
— А Ленина куда же? Он ведь башковитей будет?
— Башковитей-то башковитей, да, говорят, чего-то с немцами у него…
И в три часа ночи сквозь сон она слышала, как внизу поминали анархистов, кадетов и меньшевиков. Доморощенные «политики» никак не могли угомониться, благо на улице было светло.
По случаю приезда отца Катя получила трехдневный отпуск. Она побывала с солдатами на «Айвазе», а на другой день, по совету Гурьянова, поехала с ними на Путиловец.
В завкоме их встретили хорошо. Это уже была не первая делегация с фронта. Путиловцев не удивило, что солдаты во всем хотят убедиться собственными глазами. Они охотно повели их по цехам.
Огромные задымленные мастерские, наполненные грохотом железа, жужжанием моторов, лязгом машин и полыханием огней, потрясли сибиряков. Они тревожно озирались по сторонам.
— Не пошел бы я и за десятку в день в таком аду работать, — признался Рыбасов.
— Однако да-а, — бормотал Кедрин.
— Вам, наверное, уши прожужжали, что мы тут шкуродерничаем, сотнями огребаем? — спрашивали путиловцы. — Так вот поглядите, как оно на самом деле.
Они показывали свои расчетные книжки.
— Нас хотят натравить друг на друга, — говорили путиловцы. — Буржуи ждут, чтобы мы между собой передрались. Это они кричат: «Солдаты — в окопы, рабочие— к станкам!» А сами куда же? К сундукам да ресторанам?
— Точно, — соглашались солдаты. — Осточертело окопный песок хрустать. Весна вокруг, пахать время..
Пока фронтовики разговаривали со сборщиками, Катя отыскала старокузнечный цех.
Заглянув в широкие двери, она не решилась войти в мастерскую и попросила одного из кузнецов вызвать Кокорева.
— Да вон он… Видите? Воду пьет, — сказал тот, указывая на парней, подошедших к медному баку.
Но тут Василий заметил Катю. Он торопливо сбросил с себя кожаный передник и подбежал к ней. Лицо его было влажным от пота.
— Как ты сюда попала? — спросил он, пожимая обе ее руки.
— Я с отцом, — ответила девушка. — Он просит познакомить с кавалером. Вот я и решила тебя показать.
— Правда? — растерянно спросил он и покраснел.
— Ну да, — серьезно ответила Катя, но не удержалась и засмеялась. — Не бойся. Я сказала, что у меня нет кавалера и не будет.
— Да я и не боюсь… С чего ты взяла?
— По глазам вижу. В общем, мы в вашу мастерскую скоро заглянем.
— Хорошо, буду ждать.
Заводской митинг происходил на площади между мартеновской и прокатной мастерскими, где переплетались железнодорожные пути. На митинг сошлось более двадцати тысяч путиловцев. Люди густо облепили крыши цехов, штабеля чугунных и стальных болванок, заняли все возвышения и плотной толпой стояли вокруг деревянной трибуны.
— Тут три дивизии соберешь, — отметил Рыбасов. — Огромный заводище!
Первым на митинге выступил министр земледелия эсер Виктор Чернов. Он начал свою речь со сказки о рыбаке и рыбке. Рассказывая о том, как жадная старуха требовала от золотой рыбки все большего и большего, он то по-стариковски сокрушенно разводил руками и потряхивал бородкой, то скрипучим голосом гнал рыбака к морю просить царства.
Актерские ужимки министра вывели из терпения Савелия Матвеевича, стоявшего с прибывшими фронтовиками недалеко от трибуны. Кузнец перебил оратора:
— А не довольно ли нас сказками кормить? Пора рыбку на стол выложить.