Завтра будет поздно

Гнать лошадь быстрей извозчик не мог: жители окраин шагали прямо по мостовой и на предупредительные крики «эгей, поберегись!» не обращали внимания. Питерцы большими и малыми группами шли к центру города, возбужденно переговаривались между собой. Чувствовалось, что нарастают события, которые нелегко будет предотвратить.

Владимир Ильич решил не заезжать домой на Широкую улицу, а направил извозчика к зданию Центрального Комитета, хотелось скорей узнать у товарищей, что ими предпринято.

В особняке Кшесинской он застал Свердлова и Луначарского. Увидев Ильича, они обрадовались и стали уверять, что особо беспокоиться нечего, демонстрация пройдет мирно.

Проверив, кто из работников куда послан, Владимир Ильич несколько успокоился. Он принял порошок от головной боли и прилег на диване в соседней комнате, где было открыто окно в сад.

Вскоре к особняку Кшесинской подошла многотысячная колонна вооруженных моряков, прибывших из Кронштадта. Они были со знаменами и двумя оркестрами.

Моряков встретил Свердлов. Попросив их подтянуться поближе к балкону и уплотнить ряды, он предоставил слово Луначарскому. Анатолий Васильевич рассказал о событиях на фронтах и в столице, призвал моряков соблюдать порядок и выдержку. Они ответили ему дружным «есть!» и захлопали в ладоши.

Луначарского матросы слышали не раз. Сегодня им хотелось увидеть Ильича.

— А где товарищ Ленин? — спрашивали они. — Почему он не показывается?

— Владимиру Ильичу нездоровится, — ответил своим зычным басом Свердлов. — Надо пощадить его.

— Пусть хоть несколько слов скажет! — не унимались моряки. — Позовите Ленина.

Рошаль с несколькими моряками кинулись в здание. Разыскав Владимира Ильича, они стали упрашивать его показаться кронштадтцам.

— Я не могу громко говорить, болею, — пожаловался Ильич.

— Ну хоть выйдите на балкон и покажитесь нашим, иначе не уйдут отсюда.

Владимир Ильич встал с дивана, растер ладонями виски и вышел на балкон.

Кронштадтцы встретили его бурной овацией.

Говорить перед такой огромной толпой, стоявшей на улице, было трудно. Владимир Ильич попросил извинения за то, что по болезни будет краток, передал привет от рабочего Питера, а затем выразил надежду, что требования кронштадтцев всей власти Советам в конце концов осуществятся.

Никаких призывов к свержению Временного правительства, конечно, не было. Наоборот — он просил моряков не горячиться, так как не наступило еще время для вооруженной борьбы. Ильич и предполагать не мог, что через сутки — эта короткая речь будет объявлена призывом к восстанию.

Матросы горячо и дружно захлопали ему. Если бы они знали, что случится через час, то тут же сказали бы Ильичу: «Уходи с нами на корабли, мы тебя грудью отстоим». Но в этот безмятежный, теплый день такое и в голову никому не могло прийти.

Кронштадтцы, прокричав «ура» Ленину, выстроились в походную колонну и под грохот оркестров двинулись через Троицкий мост, Марсово поле — на Невский проспект.

Фланирующая публика, сбившись группками на панелях, с опаской поглядывала на вооруженных моряков. Завсегдатаи Невского возмущались:

— Это же бандиты из Кронштадта! Как их оттуда выпустили, да еще с оружием? Они же напьются, начнут грабить и убивать!

— Чего смотрят офицеры Главного штаба? Как позволяют? Это игра с огнем! Неужто на них нет управы?

Оркестры беспрерывно играли революционные песни. Колонна моряков растянулась: передние не видели, что делается в задних рядах.

Путиловцы шли к Таврическому дворцу под охраной своей Красной гвардии. По пути к ним присоединились военные моряки. Среди них были авроровцы. Дема издали увидел брата.

— Пошли к матросам, — сказал он Васе. — Я тебя с Филиппом познакомлю.

— Пошли.

Пробежав вдоль колонны, юноши пристроились к морякам. Филипп Рыкунов, увидев вооруженного винтовкой брата, изумился:

— Дементий! Вот не ожидал. Да ты, никак, в Красной гвардии?

— А то как же! — ответил тот. — Не гожусь, что ли?

— Годишься. С твоим ростом не то что в гвардейцы, а на любой линкор в комендоры примут.

Братья обнялись. Филипп почти на голову был ниже Дементия, но по его плотной, жилистой фигуре и открытой загорелой шее чувствовалось, что моряк обладает не меньшей силой. Знакомя товарищей с Дементием, он говорил:

— Младший братишка, молотобойцем на Путиловце.

— В общем, не попадайся под руку, — пошутил один из матросов.

Братья пошли рядом.

— Ну, как там дома? — спросил Филипп. — Отец такой же злой, как и был?

— Еще хуже стал. Если б не маманя, я бы давно из дому ушел. Другой раз даже ночевать не иду, вот у Васи сплю. Да, — спохватился он и повернулся к шагавшему позади Кокореву, — познакомься, мой товарищ… вместе у Савелия Матвеевича работаем.

Моряк крепко пожал юноше руку.

— Очень рад! А где же ваш старик?

— Вон там, впереди!

За разговорами они не заметили, как подошли к Сенному рынку. Вдруг откуда-то сверху раздались выстрелы, похожие на щелканье бича. Несколько демонстрантов, шедших впереди, упало, а остальные кинулись к домам. Колонна рассыпалась.

— Откуда это стреляют? — не мог понять Филипп Рыкунов.