— С колокольни бьют, — догадался Василий, заметивший взлетевших над церковью голубей.
— Правильно! А ну, за мной!
Они втроем побежали к церкви. За ними ринулись еще несколько человек.
Главный вход в храм был закрыт. Матросы принялись кулаками и прикладами барабанить в массивную дверь. Им долго не открывали, потом изнутри послышалось:
— Кто тут?
— Открой, а то взломаем.
В замке заворочался ключ, и дверь приоткрылась.
— Чего вам? — спросил человек с белесой бородкой. — Богослужения сегодня не будет.
Старший Рыкунов схватил его за грудь, вытащил на паперть и потребовал:
— Говори, кто стрелял в народ?
— Не знаю, милый… Не знаю.
Губы у сторожа тряслись, глаза суетливо бегали.
— Врешь!
— Ей-богу, чтоб мне провалиться! — начал клясться тот и уже хотел было опуститься на колени, но матрос встряхнул его и толкнул в церковь.
— Показывай, где у вас банда с оружием?
— Да что вы, господи! Там какие-то… для охраны. Я их не впускал. Они самовольно…
— Показывай, где они.
— Да вы сами в ризницу и на колокольню загляните, — шепотом подсказал сторож.
С улицы вошло еще несколько моряков и путиловцев. Одни двинулись на колокольню, другие стали обыскивать церковь. В ризнице матросы обнаружили двоих военных, торопливо надевавших на себя расшитые парчой одеяния.
— А ну, кончай комедию… руки вверх! — приказал бородатый моряк с тремя нашивками боцманмата.
Отобрав у арестованных пистолеты и патроны, моряки содрали с них церковные одеяния, скрутили руки за спину и связали найденными здесь же кручеными шнурами.
— Выводи на улицу, — сказал бородатый боцманмат. Ткнув пальцем в Васю Кокорева, он добавил: —Тебя назначаю старшим конвоя.
Путиловцы вывели арестованных на площадь. Нарвская колонна демонстрантов уже прошла далеко вперед. Ее хвост виднелся у Апраксина рынка. Неожиданно и там открылась стрельба.
— Опять по колонне бьют, — определил боцманмат. — Конвоирам остаться, остальным за мной! — крикнул он и вместе с моряками побежал в сторону Невского.
За ним устремились все матросы. С арестованными остались только Василий Кокорев, Ваня Лютиков и клепальщик Шурыгин.
— Что будем делать? Отпустим, что ли? — спросил Шурыгин.
— Н-нет, отпускать нельзя, — возразил Лютиков. — Лучше отведем в церковь и з-запрем.
— Их оттуда выпустят, — сказал Кокорев. — А таких сволочей расстреливать надо. Где здесь милиция? — спросил он у дворника, вышедшего из ворот.
Тот объяснил, как пройти к ближайшему отделению милиции.
Путиловцы, подталкивая своих пленников прикладами винтовок, погнали их за торговые ряды.
Начальник отделения милиции, высокий, краснолицый детина, похожий на мясника, не пожелал принимать арестованных.
— Не имеем права забирать военных, отведите их в комендатуру.
— Как не имеете права, когда они в людей стреляли? Вы обязаны задержать и протокол составить, — настаивал Кокорев.
— Ничего я не обязан.
Видя, что с этим тупым человеком спорить бесполезно, путиловец потребовал:
— Тогда вызовите конвойных из военной комендатуры.
— Вот это можно, — согласился начальник отделения милиции и пошел звонить по телефону в соседнюю комнату. Оттуда слышно было, какой крутил ручку аппарата и кричал: «Але… але».
Неожиданно с улицы вошли церковный сторож и с ним долговязый человек в плаще-накидке и таких же офицерских сапогах, какие были на арестованных.
«Мокруха, — узнав его, удивился Кокорев. — Не связан ли он с этими типами?»
Аверкин, беглым взглядом окинув путиловцев и их пленников, без всякого стука открыл дверь в кабинет начальника милиции, г
пропустил в нее сторожа и прошел сам.«Надо бы и его задержать», — решил Кокорев. Он поднялся и, велев товарищам зорче следить за арестованными, приоткрыл дверь в кабинет.
Увидев его, начальник отделения рявкнул:
— Нельзя… закрыть!
Но Кокорев не послушался и решительно шагнул в комнату.
— У меня важное заявление, — сказал он.
— Какое еще заявление? — багровея, заорал милицейский.
— Задержите этого типа, — указал Василий на Аверкина. — Он провокатор.
— Чего? — как бы не расслышав, переспросил начальник отделения, приближаясь к нему. И вдруг неожиданной подножкой и ударом в грудь сбил его с ног.
— На помощь! — крикнул Кокорев товарищам, стараясь вырваться из сильных рук. Но на него уже набросились Аверкин и еще один милиционер. Втроем они заткнули ему рот, обезоружили и связали.
Товарищи, видимо, не слышали его крика, из общей комнаты никто не отозвался.
Начальник отделения вызвал новых милиционеров и вместе с ними вышел из кабинета.
Вскоре из общей комнаты послышались крики и шум борьбы.
Пройдя по Невскому, кронштадтцы свернули на Литейный проспект. Здесь на панелях теснилась публика попроще. Девушки в белых кофточках что-то выкрикивали матросам, а те в ответ махали им бескозырками.
Неожиданно впереди колонны появился зеленый грузовик. На нем стоял пулемет «максим» и сидело несколько солдат без фуражек. Зубоскаля, они что-то кричали, точно были пьяными.
Видя, что это солдаты не Кронштадтского гарнизона, начальник колонны попросил их убраться.
— Что, клешники, струсили? — с насмешкой спросил военный, сидевший в кабине, и велел шоферу прибавить скорость.