Завтра будет поздно

Накосив с сыновьями сена, Николай Александрович просушил его на жарком солнце и, наметав стог, впритык к нему построил из: ветвей ивы и ольхи шалаш без задней Стенки. Чтобы жилье стало просторным, он выгреб из середины стога сено с таким расчетом, чтобы образовавшееся углубление было продолжением шалаша. Теперь в нем могли улечься человек пять.

Вечером, взяв удочки, подсачик и ведро, Николай Александрович усадил гостей в лодку и как бы отправился с ними в дальний край озера ловить рыбу. А его сыновья тем временем, погрузив в другую лодку посуду, полуведерный котел, чайник и одеяла, поплыли прямо к покосу.

Перетащив вещи из лодки в шалаш, парни занялись костром. Они очистили от дерна площадку, вбили в землю две толстые рогатины и между ними развели огонь. Потом бреднем наловили окуньков и ершиков, сходили за ключевой водой и, наполнив ею котел, подвесили его над пламенем.

Когда отец с гостями прибыли с дальнего края озера к огоньку, вода уже закипала.

Николай Александрович распорядился, чтобы ребята бросили в котел соли, горсть крупы, немного порезанной картошки, а сам принялся чистить пойманную рыбешку.

Свежий стог сена распространял удивительное благоухание. Миллионы хиленьких, порой почти незримых северных цветов, провяленных солнцем и горячим ветром, сохраняли нежнейший запах.

Владимир Ильич не любил садовых цветов. Аромат роз и жасмина быстро утомлял его. Зато едва ощутимый запах скошенного луга он воспринимал как родниковую воду, которую, чем больше пьешь, тем больше хочется пить.

— Григорий Евсеевич, ощущаете, как пахнет сено? — спросил Ильич. — Запах полевых цветов всегда успокаивает, бодрит и, если хотите, веселит. Я это по себе знаю. Пойдем взглянем, какое жилье нам приготовили.

«Спальня» оказалась довольно просторной. Только в нее набилась уйма комаров. Яростный писк несся со всех сторон. Комары вмиг облепили лица и руки.

— Здесь не уснешь, — определил Зиновьев. — Заедят. У меня и так уже кожа зудит.

— От зуда можно избавиться. Разве это комары! Вот в Шушенском мы от них натерпелись. Там без накомарника в лес не пойдешь. А этих пискунов мы живо выкурим.

Владимир Ильич вернулся к костру и стал выбирать головешку посырей, чтобы она больше дымила.

А Николай Александрович продолжал священнодействовать над котлом. Кинув в него по щепотке перца и лаврового листа, он вывалил из миски в кипящее варево рыбешек… И сразу на поляне остро запахло ухой.

На выкуривание комаров понадобилось немного времени. Емельяновские ребята вместе с Ильичем так надымили в шалаше, что закашлялись и поспешили выскочить на свежий воздух.

— Теперь закроем вход половиком, больше комары туда не полезут, — сказал Кондратий.

— А ну, работники, ужинать! — позвал Николай Александрович.

Расстелив на траве газету, он нарезал хлеба и, дав каждому по деревянной ложке, разлил уху в глубокие миски.

Насытившись, Николай Александрович протянул Ленину кисет с самосадом.

— Закурите, комар не будет липнуть.

— Спасибо, не употребляю… Из-за комаров не стоит привыкать.

Остальные не отказались от крепкого табака: свернув по цигарке, задымили.

Приятно было сидеть вот так у костра, глядеть на пламя, пожиравшее сухие, постреливающие ветви, и наслаждаться ночной тишиной.

— Ну как — нравятся вам наши места? — спросил Емельянов у Ильича.

— Очень, больше, чем в Швейцарии, — ответил тот. — Уж слишком там пышна растительность. Я бы сказал — по-кладбищенски упитана. Скромный север приятней, он не утомляет. Вот если установим свою власть, надо будет сделать так, чтобы каждый рабочий хоть раз в году мог покинуть пыльный и душный город и наслаждаться солнцем, рекой, природой. Что может сравниться вот с таким благоуханием луга?

Утром Владимир Ильич до завтрака выкупался в озере и стал подыскивать укромное место для работы.

Емельянов показал ему густые заросли ивняка.

— Если вот здесь вырубить середину кустарника, то может получиться довольно укромный закуток, — сказал Николай Александрович. — Ни с озера, ни с суши не разглядишь, кто в нем сидит.

Не откладывая дела, Емельянов принес топор, пробрался в гущу ивняка и принялся рубить лозу под корень.

Когда площадка была очищена от ветвей, корни вырваны, а земля заровнена и утоптана, получилось нечто похожее на комнату, имевшую живые стены из густо-зеленых хлыстов ивняка.

— Да вы мастер, прямо зеленый кабинет получился! — похвалил Владимир Ильич.

Чтобы «кабинет» стал кабинетом, Николай Александрович прикатил два чурбана. Толстый он поставил на середине и назвал «столом», а меньший — «табуретом».

Владимир Ильич хотел показать Зиновьеву оборудованный кабинет, но тот после бессонной ночи чувствовал себя разбитым. Он долго не мог заснуть из-за назойливого комариного гудения, а под утро ему помешали крики какой-то птицы.

— Нет, мне трудно привыкнуть к жизни на болоте, — сказал он.