Завтра будет вчера

Я узнавал ее заново. Сопротивлялся этому узнаванию, злился на себя и все равно погружался в это безумие глубже и глубже. С каждой нашей встречей, с каждым ее взглядом, словом, прикосновением меня затягивало обратно в прошлое. В нее затягивало с головой. Нет, не на дно. В моей маленькой мышке этого дна никогда не было. Она как нескончаемый космос. И с каждым разом с меня слезал налет копоти и грязи, как будто очищался рядом с ней, слой за слоем сбрасывал свой мрак, позволяя лучам ее солнца отогревать меня. Я слишком хорошо научился распознавать ложь во всех ее проявлениях, чтобы понять — Нари не лжет мне. Она искренна со мной настолько, насколько я лжив с ней.

Наверное, я слишком долго был один. Одичавший, закаменевший и обозленный на всех и на каждого, и на себя, прежде всего, за то, что не защитил свою семью, за то, что позволил ей развалиться на части. Я винил в этом Нари, ее родню, проклятые обстоятельства. Но чем больше смотрел в глаза ее темные, тем больше понимал, что вины Нарине здесь нет. Она, как и я, жертва чудовищных обстоятельств. И постепенно я начал осознавать, что не смогу ее отпустить. Не смогу поступить так, как хотел в самом начале. Не смогу погрузить ее в тот мрак боли, в который хотел. Она слишком чиста для этого.

Я заберу мою мышку себе, потому что она моя. Я чувствовал это на каком-то ментальном уровне, видел в ее глазах, ощущал табуном мелких мурашек на ее золотистой коже, когда прикасался к ней кончиками пальцев.

Когда-то ее любовь ко мне была абсолютной. Мне не нужно было слышать от нее клятв или признаний, мне не нужны были какие-то доказательства — я просто знал, что она мной больна так же, как и я ею. И сейчас заболевал снова, беспощадно стремительно и тяжко. С осложнениями и бешеной лихорадкой. Она меня заражала. Как какой-то опасный, смертельный вирус. Я физически ощущал, как внутри расползается огненная паутина все той же одержимости ею, как и несколько лет назад. Потому что она опутывала меня ею, не давала ни секунды передышки, и я… я начал ей верить. Оказывается, мне безумно, до дрожи хотелось верить в этом проклятом мире хотя бы кому-то, и она была единственной, кто у меня остался, единственной, кто любил меня.

Возможно, я последний идиот или лох, но кто откажется от своего счастья, кто не захочет вынырнуть из грязи и сделать глубокий глоток кислорода, чтобы ощутить себя живым? И я захотел. Как-то отчаянно, надорванно захотел себе счастья с ней. Вернуть, оторвать с мясом все то, что у меня отняли когда-то. Выдрать ее у семьи, у друзей, у окружения и увезти. Да, я шел по второму кругу своего персонального Ада все той же дорогой. Повторяя точь-в-точь себя самого… жалкого слабака, поверившего, что армянская девочка бросит свою семью ради русского парня и сбежит с ним, закрыв глаза на свою многочисленную родню и на их проклятия.

Прижимал ее в очередной раз к себе, целуя шелковые черные волосы, вдыхая их запах, дрожа от неудовлетворенной страсти, и думал о том, что она не заслужила попасть под мой удар. Они все — да, а моя маленькая мышка ни в чем не виновата. Она такая хрустальная, что к ней даже моя грязь не пристает. И я очищаюсь вместе с ней от ненависти. Сжимаю в объятиях, рыча от дикого возбуждения, и не позволяю себе тронуть, перейти грань, которую она так нежно умоляет не переходить. И я терплю… даже сейчас терпел, полный решимости отомстить, взять, сломать я не смог. Понимал, что, если надавлю, получу от нее все, и не давил. Захотел правильно, захотел с ней по-настоящему. Так, как сейчас уже почти не бывает. В мире, где девственность больше не стоит и гроша ломаного, в мире, где она считается теперь недостатком или признаком неполноценности.

Я видел их предостаточно — шлюх разного возраста и достатка, готовых расстаться с невинностью с первым встречным. Озабоченных, обкуренных малолеток, сосущих члены своих дружков в очередной подворотне. Женщин, торгующих своим телом за смартфон, дорогую шмотку, бижутерию. Фото конченых блядей, заполнившие соц. сети, где в порядке вещей выложить свои сиськи, жопу в трусах и без, надутые силиконовые губы, сложенные в тупорылую утиную гримасу, в общий доступ и собирать лайки с репостами, выбирая, кто из самцов будет осчастливлен оттрахать эту пустышку или дать ей в рот. Целые форумы с картотеками вот таких вот потаскух, адреса, телефоны, кто и как дает и за сколько. Самцы делятся своей добычей и передают по этапу.

Вот среди всего этого дерьма Нари была чем-то светлым, чем-то бесценным в своей чистоте и стремлении ее сохранить… для себя же.

Теперь я был вхож в их дом так часто, как хотел. Меня принимали с распростертыми объятиями, кормили, поили и даже сажали за общий стол.