Когда увидел заплаканную и бледную Нари, сжал в объятиях, вдыхая запах ее тела, запах своего счастья, внутри ничего больше не задрожало. Я заберу ее боль. Заставлю не думать. Заставлю жить дальше. Никаких угрызений совести не испытывал. Я хотел только одного — побыстрее завершить то дело, что поручил мне Тарас, и увезти мышку в другой город.
Мне оставалось только добыть списки поставщиков, и я мог быть свободен. Все остальное за эти несколько месяцев уже сделал — основательно подпортил бизнес Сафаряна. Я почти его разорил. Добуду бумаги для дядьки, и пусть дальше он наносит самые сокрушительные удары. Я своего добился. Мне больше не надо. Я хотел увезти Нари и забыть обо всем. Начать все сначала. С чистого листа и новую жизнь. Для мамы клинику нашел, договорился о транспортировке. Жилье подыскал. Мышке пока не показывал. Но я был уверен, ей понравится. Она ведь и понятия не имела, что убегать собралась не с нищебродом, а совладельцем корпорации Тараса, правда, пока неофициальным. Но мы с дядькой договаривались, что после того, как я приведу свой план в жизнь, мы оформим все необходимые документы. Наверное, поэтому я каждый раз смотрел на нее и с ума сходил от непонимания, как у этой мрази Артура и у этого алчного подонка Карена может быть такая сестра и дочь? КАК? Вот это нежное создание, готовое остаться без копейки… лишь бы рядом со мной. Бескорыстная, чистая.
Иногда смотрел ей в глаза, гладя золотистые скулы кончиками пальцев и спрашивал:
— Ну что, Нари, готова за мной носки стирать, борщи варить и жить в однокомнатной съемной квартире, м?
— Готова хоть на улице. Лишь бы с тобой.
— Мышка, моя маленькая, — целую губы ее и думаю о том, что теперь все закончится, и мы будем наконец-то вместе. Без ее проклятой семейки и без моей жажды мести, которая начала отпускать, отступая перед бешеной страстью к Нари.
Я с ума от нее сходил. Такая противоречивая буря эмоций от запредельной нежности, до бешеной похоти, когда мне хочется эту нежность разорвать на части и всю испачкать собой в самых грязных позах. Говорю ей об этом, и она краснеет и смущенно отворачивается, а я вниз опускаюсь, чтобы долго и невыносимо медленно вылизывать ее плоть, пока не забьется в оргазме, сжимая мою голову руками и шепча мое имя.
Я хотел получить от нее внятный ответ, потому что должен был сделать последний шаг в нашей с Тарасом игре против ее отца. Я больше не намеревался ждать и довольствоваться пространственными ответами. Мне была нужна ясность и конкретные числа, особенно перед тем, как ее Цербер собирался вернуться из Испании. Очередного уик-энда с ее женихом я не выдержу.
Забрал Нари с последней пары и повез в ту самую беседку, где мы бывали много лет назад. Для меня было важно именно здесь. Именно в этом месте я хотел получить от нее ответ, потому что решение я уже принял. И она знала, зачем мы приехали. Я понял это по легкой бледности и прерывистому дыханию. Боится. Это всегда тяжело — делать выбор. И я достаточно долго ждал, пока она его сделает сама. Времени больше не осталось… и если. Нет, я не хотел об этом думать. Не хотел, потому что знал… если откажет, то останется в этой беседке навечно. Ничьей не будет. Ни к семье своей не вернется, ни к гребаному жениху. Поэтому я боялся так же, как и она. Мы смотрели друг другу в глаза. Долго смотрели. Я ничего не спрашивал, а она ничего не говорила. Потом я попросил ее залезть в наш тайник. В кармане бечевку перебирал, между пальцами прокручивал, как четки. И не думал. Ни о чем сейчас не думал. Думать было слишком страшно. Я все решил еще тогда, когда беспробудно пил после смерти Артура. А сейчас ее очередь. Пусть выбирает.
Смотрел, как бьется жилка на ее тонкой шее, слегка прикрытой ровными короткими волосами. Как опускает медленно пальчики в проем между досками и замирает. А я вместе с ней. Потому что знаю, что она там нашла. Стоит спиной ко мне, и я жду, жду и понимаю, что готов заорать от напряжения. Уже мысленно вижу, как веревку на ее шее затягиваю и сам вздохнуть не могу. Ну же. Девочка… Давай. Не молчи, мать твою.
Нарине повернулась ко мне и протянула тонкую руку, любуясь слегка погнутым кольцом, надетым на безымянный палец.
— Мне идет, правда? Мне идет это колечко?
Резко выдохнул и рванул ее к себе, жадно целуя лицо, волосы, скулы… и шею. Она не понимает, что со мной, почему весь дрожу, почему сорвался и сжимаю ее до боли. Смеется. А мне все еще страшно, потому что бечевка теперь на земле валяется, и я ее втаптываю в грязь, бешено целуя Нари, вжимая ее в себя, зарываясь в волосы дрожащими пальцами.
— Идет, маленькая. Ты даже не представляешь, КАК оно тебе идет. Долго оно тебя там ждало.
Отпрянула, вглядываясь в мои глаза, обхватывая мое лицо теплыми ладонями.
— Ты?..
— Да. Я давно считаю, что фамилия Капралова тебе подойдет намного больше, чем Сафарян.
А потом серьезно посмотрел на нее, сжимая пальцами затылок, не давая отвернуться.
— Мы уезжаем в эту пятницу, Нари. Я купил билеты на самолет. В среду ты уходишь ко мне от своих родителей.