Завтра в тот же час

– Просто там внизу… – начала она. – Наверное, я не совсем понимаю, какой у меня план. Типа жизненный путь. – Свет в комнате был таким знакомым: солнечные лучи рассекали воздух и падали на монитор, отчего прочесть на нем что-то становилось невозможно. На самом деле Элис хотелось спросить: «Это будет безумием, если я попытаюсь полностью изменить всю свою жизнь и жизнь моего папы? Возможно ли в этот раз сделать все лучше?»

Мелинда кивнула.

– Ты ведь художница, верно?

Элис не хотела закатывать глаза, но не смогла удержаться.

– Ну, я не знаю. Вроде того.

– Какой вид искусства тебя больше привлекает? – Мелинда переплела пальцы, она казалась такой же, какой была, когда общалась с пятилетками, – открытой, терпеливой и доброй. Элис и раньше доводилось видеть, как Мелинда разговором приводила в чувства колючих подростков. В конце концов она отправляла их обратно на занятия, но сначала всегда выслушивала.

– Да кто ж теперь знает? Мне нравилась живопись. Она и сейчас мне нравится, наверное, – нахмурилась Элис. Она не могла спросить о том, о чем хотела, а именно: какого хрена с ней происходит и почему. Каждый, кто хоть раз читал книгу или смотрел фильм о путешествиях во времени, знает, что это никогда не случается просто так. Кто-то улетал в прошлое, чтобы влюбиться в человека из другого тысячелетия, а кто-то – чтобы сделать домашку по истории. Элис понятия не имела, для чего она проснулась на Помандер-уок и что ей нужно было сделать. – Меня, наверное, больше интересует, как понять, какой выбор действительно имеет значение, а какой просто шелуха.

– Увы, – ответила Мелинда, – это бывает непросто. Выбор колледжа и специальности, конечно, играет определенную роль, но это все-таки не татуировка на лице. Всегда можно передумать. Перевестись. Начать заново. Я тоже изучала искусство, – сказала она. Элис этого не знала. У Мелинды были темные густые волосы, заплетенные во французскую косу. Они с Леонардом были примерно одного возраста, но она всегда выглядела старше, намного старше, чем отец Элис. – Я изучала живопись и рисунок. После выпуска я переехала в Нью-Йорк и работала в галереях, но потом мне понадобилась работа, которая обеспечивала бы медицинскую страховку, тогда я устроилась сюда. И я стала счастливее, чем когда-либо: я так же могла рисовать, я могла рисовать вместе с детьми – и мне не пришлось самой платить за два кесарева.

– Значит, выбор колледжа важен.

– Все важно, – сказала Мелинда. – Но ты можешь передумать. Почти всегда.

Элис кивнула и осмотрелась по сторонам, ища какой-нибудь повод, чтобы задержаться.

– Мне нужно возвращаться на занятие. Но спасибо вам.

– Не за что, – ответила Мелинда. – Обращайся.

По пути к двери Элис провела рукой по столу, в слабой надежде обнаружить какую-нибудь потайную кнопку. Ничего не найдя, она просто остановилась в дверном проеме.

– Можно я как-нибудь еще зайду?

– Я же говорю, конечно! Зимой, весной, летом или осенью. – Еще одна любимая фраза Мелинды. – Но по поводу плана на жизнь я тебе вот что скажу: не нужен он тебе. Вот мой совет. Это реальная жизнь. Твоя жизнь. Планы не срабатывают. Живи как живется.

Элис хотелось остаться, обнять Мелинду, рассказать ей о том, что происходит, но чем больше она будет об этом болтать, тем безумнее будет казаться. Мелинда (что вполне логично) позвонит Леонарду и все ему перескажет. В реальной жизни, в реальном времени, Мелинда была ее другом, но сейчас Мелинда была взрослой, а Элис – шестнадцатилеткой. Кто-то скрипнул полами в коридоре, и Элис выглянула посмотреть. Сэм пришла за ней и манила ее пальцем с другого конца коридора.

– Ладно, – сказала Элис. – Я пойду.

Глава 24