Читаем Завтрашний ветер полностью

Завтрашний ветер

Евгений Александрович Евтушенко

— Мопассана всегда читали и читают, — отве-

тил Турнье. — Жискар д'Эстен незадолго до выбор-

ной кампании даже выступил по телевидению о Мо-

пассане, ибо знал, как это тронет французов. Гюго,

при всей его риторичности, тоже остается читаемым

и даже обожаемым. Когда Андре Жида спросили,

кто лучший поэт Франции, он ответил: «Увы, Виктор

Гюго». Жан Кокто пошутил: «Виктор Гюго был су-

масшедшим, принимавшим себя за Виктора Гюго».

— Чем вы объясните, что французскую современ-

ную поэзию так мало читают?

Турнье вздохнул:

— Частично в этом вина МаЛларме. Он создал

разрыв поэзии с читателем, ушел от понимаемости

поэзии. Усложненная поэтика Малларме была реак-

цией на «простую» поэзию, например, Беранже. Ге-

те считал Беранже величайшим поэтом. Но Маллар-

ме находил его «слишком доступным». После Мал-

ларме были другие, не менее значительные поэты,

прошедшие по пути недоступности для обыкновен-

ного читателя: Валери, Сен-Жон Перс... Сегодня

есть прекрасные поэты: Анри Мишо, Рене Шар, Ро-

бер Сабатье. Ален Боске. Я бы не назвал их недо-

ступными. Но многие французы успели отвыкнуть

от того, что можно читать стихи и понимать их...

Я задал несколько щепетильный вопрос:

— Когда-то, приехав в Париж, я пытался найти

характеры, похожие на Атоса, Портоса, Арамиса,

д'Артаньяна, и не нашел их к своему глубокому ра-

зочарованию. Может быть, мне просто не повезло?

А может быть, эти характеры были всего лишь ро-

мантизированы автором?

Турнье не обиделся на мой «подвох».

— Конечно, были романтизированы. Но не надо

• лбывать и другого. После трагедии французской ре-

волюции, лет 150 назад, начали процветать не уни-

кальные характеры, а буржуа. Однако это не озна-

чает, что вся Франция только из них и состоит. Ха-

рактеры все-таки не исчезли. Когда мы заседаем в

Гонкуровской академии, нас десять человек, и у каж-

дого свое лицо. Надо сказать еще и о том, что ни

один из людей не существует сам по себе, отдельно

от взаимоотношений с другими людьми. Все мы рас-

крываемся только во взаимосцеплении друг с другом.

Писатель еще раскрывается во взаимоотношениях с

бумагой, со своими собственными героями. Именно

таковы лучшие, на мой взгляд, сегодняшние прозаи-

ки — Маргерит Юрсенар, Альбер Коан, Жан Мари

Клезио, Патрик Модиано.

— Правда ли. что вы единственный во Франции

серьезный автор бестселлеров?

— Не совсем... Самый серьезный «бестселлерный»

писатель — Эрве Вазен. Обычно его романы прода-

ются по 400—500 тысяч экземпляров, а это для серь-

езной французской литературы — рекорд. У меня в

среднем продается по 150 тысяч экземпляров, что

тоже много на сегодняшнем фоне. Исключение —

«Пятница». Кажется, было распродано 400 тысяч.

— Когда-то Франция была центром мировой ли-

тературы. Как вы думаете, не утрачивается ли се-

годня ее былой литературный престиж? — осторож-

но спросил я.

По он ответил сразу:

— Возможно... Потом была Россия Толстого,

Доооинкою, Чехова... Сейчас, я думаю, центр ми-

ровой литературы — это Латинская Америка. По-

мимо Маркеса, там много крупных писателей. Но

но образованию я германист и поэтому лучше все-

го знаю немецкую литературу, особенно философию.

Я когда-то изучал немецкую философию: Гегели,

Фихте, Канта, Шеллинга, Хайдеггера. Думаю, что

л гнить десятых философии Сартра почерпнуто имен-

но из немецкой философии.

— Можете ли вы вспомнить какую-нибудь фра-

зу, в которой афористически была бы выражена вся

суть его философии?

Я задумался над тем, что сказал Турнье. Под

словом «цивилизация» люди действительно слишком

часто разумеют лишь внешние технологические при-

меты. Но можно летать в «Конкорде», а быть ду-

ховно бескрылым. Опасность бескрылости в эпоху

крылатых ракет?

— Когда я бывал в США, меня поражало, что

многие молодые американцы даже слыхом не слы-

хивали о Драйзере, Джеке Лондоне... А эти писа-

тели — их национальная гордость. Насколько моло-

дые французы знают сегодня, скажем, Мопассана,

Виктора Гюго? — спросил я.