Зажмурься покрепче

— У нас есть два базовых режима поведения: спаривание и родительство. Инцест стирает грань между ними, безнадежно смешивая несовместимое. Я считаю, что это искажает нейронные связи, которые характерны для первого и второго инстинктивного поведения и которые отделяют один от другого. Понимаете?

— Кажется, улавливаю, — кивнул Гурни.

— А я что-то завис, — отозвался Хардвик, который все это время слушал молча.

Эштон недоуменно взглянул на него.

— Для эффективной терапии подобной травмы необходимо восстановить границы между инстинктами родительства и размножения, чтобы не возникало путаницы, что такое родитель, что такое ребенок и что такое сексуальный партнер. Трагедия в том, что в настоящее время нет терапии, способной тягаться с этой травмой по масштабу эффекта. Все равно что при помощи чайной ложечки восстанавливать дом, разрушенный бульдозером.

— Но вы специализируетесь именно на поиске эффективной терапии.

— Да. И теперь вижу, что терплю неудачу. Жуткую, катастрофическую неудачу.

— Не уверен, что вы правы.

— Потому что все-таки не все девочки рванули в мир подпольных извращений? И не всех раскромсали маньяки? Не каждая завела ребенка, чтобы потом его изнасиловать? И все-таки к выпускному они чуть больше похожи на людей, чем при поступлении? А я в этом не уверен! Но эта школа под моим руководством превратилась в приманку для убийц и чудовищ, в чертово сафари для сексуальных маньяков. Я уничтожил все, ради чего создавался Мэйплшейд. Вот в этом я уверен совершенно точно.

— И что теперь? — резко спросил Хардвик.

— «Что теперь»? Ах да. Вернемся к практическим вопросам, — усмехнулся Эштон и снова закрыл глаза, на этот раз почти на минуту. Когда он снова заговорил, голос его был вымученно спокоен. — Вас интересует мой план? Я собираюсь спуститься в часовню, показаться девочкам, сказать какие-то слова, чтобы как-то их утешить. А ваш план… сами решайте. Говорите, вас привело чутье? Вот у него и спросите, что теперь.

Он встал из кресла и достал из ящика стола брелок, похожий на пульт от гаража.

— Свет и замки управляются дистанционно, — объяснил он и направился к выходу, но потом вернулся и включил монитор за столом. На нем возникло изображение основного зала с каменным полом и высокими стенами, пресную серость которых разбавляла тяжелая драпировка багрового цвета. Лавки темного дерева стояли не рядами, как принято в церкви, а были расставлены в разных зонах, по три штуки, образуя треугольник — видимо, чтобы удобно было вести обсуждения. Везде сидели девочки-подростки. Из колонок раздавался гул девичьих голосов.

— Там камера с хорошим разрешением и микрофон, — объяснил Эштон. — Сами посмотрите и послушайте. Может, увидите что полезное.

Затем он повернулся и вышел из кабинета.

Глава 75

Зажмурься покрепче

Вскоре Эштон появился на экране. Он зашел через заднюю дверь за лавками и закрыл ее за собой с гулким звуком, нажав что-то на маленьком пульте. Девочки занимали почти все лавки. Одни сидели как обычно, другие — сложив ноги по-турецки, третьи — подобрав колени к груди. Некоторые были погружены в размышления, но большинство болтали со сверстницами. Фрагменты разговоров можно было достаточно четко расслышать.

Гурни поразило, насколько нормальными они выглядят. Девчонки как девчонки, ничего общего с заключенными колонии строгого режима, которых необходимо держать за колючей проволокой. По крайней мере, через монитор ничто не выдавало в них преступниц. Гурни подумал, что патологию наверняка можно было бы разглядеть при личном общении, лицом к лицу. Все-таки люди с такими расстройствами нарциссичны, жестоки, почти бесстрашны и помешаны на сексе. А значит, если приблизиться, то опасный недуг выдаст себя через взгляд.

Тут он заметил, что девушки в зале не одни. У каждого треугольника из лавок стояла пара взрослых — учителей или наставников, или, как их тут называли, психиатры-психотерапевты. В дальнем углу, почти скрытый тенями, стоял доктор Лазарь. Руки его были сложены на груди, а лицо непроницаемо.

Спустя пару секунд после появления Эштона девушки его заметили, и разговоры начали затихать. Одна из девиц постарше, белокурая красавица с миндалевидными глазами, подошла к нему, когда он встал в центральном проходе.

Гурни повернулся к Хардвику, который следил за происходящим, наклонившись вперед к экрану.

— Ты не заметил, он ее подзывал? — спросил Гурни.

— Разве что жестом, — отозвался Хардвик. — Махнул или что-то вроде этого. А что?

— Просто интересно.

Профили Эштона и красавицы были прекрасно различимы на мониторе, но за движениями губ не угадывалось звука — их голоса смешивались с гулом остальных.

Гурни тоже наклонился к экрану.

— О чем они говорят, не слышишь?

Хардвик внимательно уставился на их лица, чуть наклонив голову, словно это помогало лучше расслышать.