Обиды грустными крылами Обвеяна издревле Русь. Недаром в мировое пламя Ее бушующая грусть. Здесь ветры пляшут неустанно Под звон сосновый, звон гитар. Вон там березки Левитана В девичьем поле ждут татар. И платина, металл крепчайший, В спине меж двух материков Залег многопудовой чашей И тянет многих ходоков. А солнце – молот, реки плющит… На мостовых у нас трава. Волшебны наши сны, – а пуще Широко-низкая Москва.
51
Какое странное занятье Стихи пописывать, друзья. Небось, и сами верно знаете, Какая скользкая стезя. Почитывать нас мало стали, Не покупают нас хоть бей. Кому нужны немые дали И громыхание зыбей? Куда нужней, куда полезней Романы, пудра, башмаки… Зачем вздыхать о синей бездне, Быть вечным рыцарем тоски? И вот, по мнению ученых, – Столбцы элегий и баллад Микробами болезней сонных, Как выси звездами, кишат. От их безбрежного потопа Погибнет снежная Европа, Как наш недавний верный друг, Профессор славный Эренбург.
52
В кустах кирпичных, где поглуше, По переулкам, где тоска, Ночные хоботы церквушек Крестами лижут облака. Колоколов зеленых уши Висят, как дряхлые листы. А небосвод, давно уснувший, Спросонок скалит на кресты. И золотых миров плевками – В седые хоботы церквей. И веры старой серый камень Еще бледней, еще мертвей. И меж седыми облаками, Как переспелый плод, луна. И льнет к очам, к оконцам камер, Крылом неведомого сна.
53
Мы золотым подобны стаям Периодических комет, В ночах веков перелетаем, Как моль, с предмета на предмет. Плетем метельные мы сети Неунимающихся зим. Вечерним снегом тихо светим И тихой гибелью грозим. Солнца далекие, как гнезда В листве вселенной голубой… О, свет, не я ли слово создал, Не я ль смеюся над тобой? И я лечу, чтобы звучало О струны волн мое крыло. Ведь твой конец – мое начало, Ведь холод твой – мое тепло. И чрез иную, как чрез эту, Я все миную рубежи. Творцу древнейшему, поэту Вселенная принадлежит.
54
Не извивайся, не упорствуй, Не проливай сладчайший яд, – Пособьями по свиноводству Витрины времени пестрят. Народ стихов не терпит боле, Не разоряется на них, И говорят, что даже болен, Кто в ночь вырезывает стих. Уж мир заранее хоронит Его насмешкой роковой. Да, он – неизлечимый хроник, Он вечен, как мятели вой. Кто знает, – не его ль зачатье – Его конец в лесу глухом, Когда крестом вы отмечаете Его могильный свежий холм. О, тихий друг, благодари же, Что на свободе ты пока, Что не больничный сторож рыжий, А лишь закат – на три замка.