Здоровье и долголетие. Исцеляющие методы В. В. Караваева

Все мы, «совки» бывшие, воспитанные в коммунистическом аскетизме, если и привыкли получать удовольствие, то не иначе как оглядываясь по сторонам: а что скажут соседи, а партия? Сладко спать и вкусно есть возбранялось, когда вся страна, напрягая все свои силы, противостояла враждебному окружения капитализма.

«На зарплату не пошикуешь», — говорил наш вполне сознательный народ, когда очередного советского коррупционера отправляли в тюрягу за фарцу или за то, что колбасу домой палками таскал. С теми же, «кто у нас порой честно жить не хочет», вести нам надо было «незримый бой, так назначено судьбой…» и так далее. Что толкало людей нарушать закон? Погоня за удовольствиями. По крайней мере многие «совки» всерьез так думали.

Приехавший из Иссык-Куля седовласый доморощенный философ Саша так мне разъяснил значение слова «удовольствие». Он противопоставлял это слово другому — «удовлетворение».

Саша, отчаянно жестикулируя, говорил так: «Существует словесная связка «острое удовольствие», а вот «острое удовлетворение» — не скажешь. Вспомним Брежнева, который, поздравляя народ с Новым годом, говорил: «Испытывая глубокое удовлетворение, я должен отметить, что советский народ в этом году добился…» Брежнев же не говорил: «Испытывая глубокое удовольствие…» Его бы могли неправильно понять — что он наркоман».

И в самом деле, теперь я понимаю — Саша был прав: «удовольствие», тем более острое, не имеет никакого отношения к «удовлетворению», тем более глубокому.

Чем удовольствие отличается от удовлетворения

И в самом деле, если, абстрагируясь от прозы жизни, задаться вопросом: чем же все-таки удовольствие отличается от удовлетворения?

«Философ» Саша пояснил мне это так: «Мы получаем удовольствие от вкусной еды, от прочитанной книги, от секса, наконец. А вот удовлетворение у нас рождается во глубине нашей души, от жизни нашей. Если нет удовлетворения — хоть под поезд, как Анна Каренина».

«А может человек получать острое удовольствие от наркотиков?» — спрашиваю я доморощенного философа.

«Может! Подсаживается он на это. Может подсаживаться на что угодно — это вопрос правильного воспитания, поскольку детей никто сейчас особо не воспитывает в аскетизме, то они в раннем возрасте получают удовольствие от чего только можно: нюхают, к примеру, клей. Удовольствие сомнительное, но тоже кайф. Дети вообще по своей природе экспериментаторы. Экспериментируют они и с удовольствиями».

Я говорю Саше-философу: «Однако проблема возникла не вчера и не сегодня. Можно, наступив на горло своим чувствам, отказаться от удовольствий, посчитав их проделками дьявола, и уйти в монастырь. Можно избрать иной путь — “начать воспитывать свои и чужие чувства”».

«Вот-вот, — радостно подхватывает он. — В принципе этим самым у нас в стране советской и занимались: свои и чужие чувства воспитывали. Однако на деле чувства не воспитывали, а просто отказывались от них как от ненужного буржуазного пережитка — старого хлама, наследия проклятого прошлого. Такие «правильные» люди, как правило, и болеют чаще. Понятное дело почему — на поверку они совсем не правильные, а зомбированные. Хочется собаке Павлова кусочек мясца, а нет — экспериментаторы все не дают, держат у собаки перед носом, ждут пока нужное количество слюны выделится. То же самое и с нами проделывали. Хочешь сладко спать и вкусно есть — стань сначала «настоящим человеком». А зачем «настоящему человеку» такие излишества? Он забудется сном, поглотает вонючую жижу и опять за свое — работать, работать, работать и все на благо Советской Родины».

«Но подожди, — говорю я Саше, — я уже понял, что такое удовольствие и с чем его едят. Ты мне объясни другое — что такое “удовлетворение глубокое”, которым Брежнев, по твоим словам удовлетворялся?»

«Удовлетворение — это и не чувство вовсе, а состояние души. Когда нет удовлетворения от жизни, то ты можешь человека развлекать всячески. Можешь вывалить ему гору всяких удовольствий. А ему все как не в коня корм. Он будет делать вид, что получает наслаждение от удовольствий всяческих. А у самого будут кошки в душе скрести».

«Откуда ты это знаешь? На собственном опыте обжегся?» — это я так, для проформы, Саше возражаю, а сам, конечно, понимаю, что прав философ.

Саша же чувствует, что я внутренне соглашаюсь, и распускает хвост: «Когда же у тебя удовлетворение в душе, тебе никакие трудности нипочем. Плевать тебе на них с высокой колокольни. Тебе и удовольствий не надо. Когда в душе цветут цветы, тогда и жизнь иная».

Империя чувств на караваевской кухне