В этой «узловой точке» как бы сам собой возникает полуфантастический образ координационно-управляющего центра— «искусственного сверхинтеллекта» с автономным энерго- и жизнеобеспечением, функционирующего на территории России вблизи от Северного полюса нашей планеты и напрямую связанного с аналогичными центрами — например, расположенным где-нибудь в Антарктиде или в международных водах у её побережья. Уже нынешний уровень развития квантово-информационных технологий позволяет «считывать» и «дешифровывать» непредставимые ранее объёмы и носители информации. А наличие у полюсов Земли энергетических систем, позволяющих осуществлять скоординированные «триггерные» воздействия, скажем, на её магнитосферу, на климатические процессы и т. д., — повлечёт за собой «гиперкуб» самых разнообразных и пока не вполне представимых последствий. Тут, как говорится, есть за что бороться и есть что защищать — в том числе, новейшими российскими системами вооружений, не имеющими пределов дальности. На этом фоне даже американский проект «глобального цифрового мира» или «виртуального концлагеря», в который предполагается загнать до 7–8 миллиардов представителей «лишней» части человечества, будет выглядеть примерно так же, как выглядели гитлеровские «лагеря смерти» в 1945 году, накануне краха Третьего рейха.
Истоки российского мобилизационного проекта
Рассматривая вероятные структурные характеристики мобилизационного проекта для современной России, мы приходим к выводу, что он с необходимостью должен был носить скрытый, а не открытый характер, его начальная фаза, в настоящее время частично реализованная; носит милитарный характер и имела своей целью обеспечение высокой степени безопасности от любой внешней агрессии с использованием современных и перспективных систем вооружения, уже имеющихся в распоряжении потенциального противника или способных поступить к нему в течение конфликта; а вход в эту фазу состоялся не позднее 2002 года. Хотя очевиднее было бы напрямую соотнести его с приходом к власти в Российской Федерации Владимира Путина.
В связи с этим возникает закономерный вопрос: можно ли найти в истории человечества примеры реализации мобилизационных проектов, хотя бы отдалённо соответствующие по своим видимым ключевым параметрам описанному выше?
Ответ на него оказывается вполне закономерным, хотя для многих и неожиданным, — теория и практика скрытой мобилизации на протяжении практически всего ХХ века разрабатывалась и применялась прежде всего в российской/советской армии (о преемственности традиций отечественных Вооружённых сил и о роли значительной части верхушки «царского» генералитета в Октябрьской революции и гражданской войне имеется уже достаточно обширный комплекс исследований, в том числе — работы О. Стрижака). Причиной тому стали объективные условия, затрудняющие для России ведение системных конфликтов, в том числе — военных. Прежде всего, имелась в виду обширная территория страны с неразвитой транспортной инфраструктурой. А субъективным толчком, видимо, стало поражение в русско-японской войне 1904–1905 гг., которое заставило ещё раз вернуться к опыту столь же неудачной — и по тем же причинам — Крымской войны 1853–1856 гг. В результате Николаем II 17 февраля 1913 г. было утверждено «Положение о подготовительном к войне периоде», в котором впервые особое значение отводилось системе скрытых мобилизационных мероприятий, — уже на этапе тех или иных дипломатических осложнений, предшествующем, по мнению верховной государственной власти, открытию военных действий.
Бывший полковник императорского Генштаба, а впоследствии — начальник Генштаба Красной Армии Б.М. Шапошников, анализируя события накануне 1 августа 1914 года, писал: «Мобилизация на пороге мировой войны являлась преддверием войны, фактическим её объявлением и только в таком смысле и могла быть понимаема». Полученный в ходе Первой мировой опыт на этом направлении, признанный в целом удачным, впоследствии позволил скорректировать — прежде всего, в сторону расширения на экономическое пространство — данное нововведение.
Как отмечает военный историк А. Зайончковский, начальник Штаба РККА М.Н. Тухачевский уже в июне 1926 г. писал председателю Реввоенсовета К.Е. Ворошилову: «Подготовка к быстрому и планомерному переходу страны и её вооруженных сил от положения мирного к военному составляет одну из самых сложных и ответственных задач руководящего аппарата страны и армии. Та из воюющих сторон, которая с этой задачей справится лучше, приобретёт огромные преимущества перед страной, в этом отношении отстающей». На основе предложений М.Н. Тухачевского и документа 1913 г. Междуведомственным мобилизационным комитетом было разработано «Положение о подготовительном к войне периоде», утверждённое Постановлением Совета Труда и Обороны от 11 августа 1926 г.