Здравствуй, труп

В коридоре было темно, они вошли и внимательно прислушались — в квартире царила мертвая тишина. Женька пошел первым, по пути нашаривая выключатели и поочередно зажигая свет в комнатах. Нигде ни души. Кабинет Изольды располагался в глубине просторной пятикомнатной квартиры, за стеклянной дверью было темно.

— Похоже, хозяйки просто нет дома, — усмехнулся Женька, открывая последнюю дверь.

Он щелкнул выключателем, и бледный желтоватый свет матовой люстры залил пространство. Посреди комнаты за круглым, опиравшимся на массивные львиные лапы столом в украшенном затейливой резьбой дубовом кресле лежал труп костлявой черноволосой женщины лет шестидесяти. Скрюченные узловатые пальцы, широкая багровая полоса на шее, синюшное лицо с выпученными глазами и вывалившимся изо рта почерневшим языком — все говорило об удушении.

— Опа! — Женька остановился как вкопанный и растерянно посмотрел на шефиню. — Сюрпрайз! — дурашливо протянул он, осторожно бочком приближаясь к убитой.

Подойдя, он дотронулся до еще не остывшей шеи женщины, пульс не прощупывался.

— Мертвее не бывает, — констатировал он, отступив на всякий случай подальше.

Застывшая у двери Ольга опомнилась:

— Не трогай ее. Я звоню Дубовому. Ты немедленно едешь за Градовым. Глаз с него не спускай, слышишь? Связь через каждые полчаса. Дуй.

Женька с сожалением посмотрел на опрокинутое навзничь тело и проворчал:

— Вот вечно мне не везет. Как что-нибудь интересное, так: «Дуй отсюда»!

Но Ольга уже не слышала, она звонила Стасу. Подполковник, направлявшийся на дачу, где его ожидала хорошо протопленная банька и таз замаринованного шашлыка, в этот момент находился на тридцать пятом километре Калужского шоссе. Подробно описав сложившуюся ситуацию, Ольга замолчала. После длительной паузы до Ольги донесся скрежет тормозов и хмурый голос Дубового:

— Умеешь ты, Ольга свет-Николавна, обломить. Значит, мой субботний отдых насмарку. Опергруппу я вызову. Сам буду через час. И без самодеятельности, поняла?

— Стас, думаю, опергруппой не обойтись. В Рузавин спецназ вызывай, — скороговоркой произнесла Ольга и отключилась.

Компания свеженького трупа ее не вдохновляла, покосившись на непривлекательное тело госпожи Дортман, Ольга поежилась. Выпученные глаза медиума действовали на нервы, казалось, покойница пристально следит за каждым ее движением. Опасливо приблизившись к телу Изольды, Ольга заставила себя протянуть руку и закрыть женщине глаза. Прикосновение к мертвому телу вызвало у нее естественный приступ дурноты, и Ольга ринулась в туалет, где ее буквально вывернуло наизнанку.

Бледная, с трясущимися коленками, она умылась, прополоскала рот и вернулась обратно в кабинет. Свет в помещении не горел, хотя Ольга точно помнила, что она его не выключала. Внезапно ей сделалось страшно, легкий озноб пробежал по телу, но она пересилила себя и решительно вошла в комнату.

— Нашла чего пугаться, Ольга Николаевна, — подбадривала она себя вслух, — ты что, трупов никогда не видала? Да и свет, наверно, машинально выключила. Из любви к порядку.

Шаря по стене в поисках выключателя, она чувствовала, как ее охватывает паника, руки дрожали, как у закоренелого алкоголика. Ей внезапно захотелось бросить все и убежать из этого проклятого места. Наконец она нащупала спасительную клавишу — и по комнате разлился мертвенно-бледный свет. Ольга осторожно покосилась в сторону покойницы и ахнула — страшные, с вывороченными белками глаза госпожи Дортман смотрели прямо на нее. Ноги у Ольги подкосились, голова закружилась, в ушах зазвенело, и она медленно осела на пол, не в силах оторвать взгляда от всевидящего трупа. В ту же секунду погас свет, и парализованная страхом Ольга увидела, что хрустальная сфера на столе вспыхнула кроваво-красным светом. По комнате пробежала волна горячего воздуха, всколыхнувшая темные портьеры, и из неподвижного тела Изольды Дортман раздался протяжный, леденящий душу стон. Перепуганная Ольга судорожно цеплялась за стену, пытаясь подняться на ноги, но не могла. К горлу вновь подступил приторно-сладкий комок, перед глазами завертелись золотые шары, она чувствовала, что теряет сознание. Падая, инстинктивно обхватила руками живот и, лепеча: «Господи, что это? Страшно как. Господи, помоги. Сохрани, Господи», неловко завалилась на спину.

Приехавшие через четверть часа оперативники нашли Ольгу у порога комнаты без сознания, и, прежде чем приступить к осмотру трупа, судмедэксперту пришлось добрых полчаса приводить женщину в чувство. Очнувшись, она не осмелилась рассказать коллегам о происшедшем, справедливо полагая, что ей не поверят и поднимут на смех. Быть объектом насмешек ей не улыбалось, потому Ольга сослалась на чрезмерную по причине интересного положения чувствительность и принялась притворно корить себя за женскую слабость:

— Кисейная барышня! Институтка! Разнюнилась, — нарочито громко восклицала она, лежа на кушетке в соседней комнате, но в кабинет госпожи Дортман, где трудились опера, больше соваться не рискнула.