Зеленая стрела удачи

Им уже было известно, что вышло из ципулинского проекта. На АМО создали тогда свое конструкторское бюро. Столы двигали, чертежные доски ставили. Запроектировали без малого четыре тысячи новых станков. Начались строительные работы, чтоб как-то разместить весь этот станочный парк. Сделали из красного кирпича так называемую ципулинскую пристройку к механическому отделу и под крышу еще не подвели ее, а поняли все, от разнорабочего до директора, что концы с концами не сходятся. Инженерная несостоятельность лихой, единым махом перестройки стала совершенно очевидной. «Сергей Осипович предупреждал», — вспомнит Лихачев и поймет раз и навсегда, что Ципулин хоть и был великим универсалом — шофером, токарем, плотником, а вот инженером не был. Если только в самом первом приближении. Бондарев же, Дим Димыч, ни машины не умел водить (зачем?), ни кол затесать (о чем вы?), но был инженером! Большим инженером, видевшим всю сложность проблемы и пути ее решения. Ципулин разбрасывался на частности, мелочи его интересовали, кусочки, но не мог он построить своей линии, не было у него взгляда на задачу в целом. И когда три друга ехали в Серебряный бор, Лихачев составлял заявление о необходимости командировки за границу для ознакомления с зарубежным опытом строительства автомобилей.

За столом сидел помощник, задумчиво макал перо в чернила. Лихачев, скрипя сапогами, ходил по кабинету.

— Надо написать, что, это я серьезно заявляю, Форда на фук не возьмешь! Учиться будем у капиталистов, и модель менять к чертовой матери! Сюжета в ней нет!

— Сюжета? — переспросил помощник.

— Его самого!

Через неделю командировка была подписана. Лихачев ехал в Германию.

31

Эта глава — от автора. Наверное, она выбивается из общего стиля повествования. Но с самого начала мне хотелось написать портрет Лихачева.

Перед заводской проходной в цветах стоит его бронзовый бюст. На нем гимнастерка с отложным воротником, на груди накладные карманы. Он смотрит из-под насупленных бровей пристально и добродушно.

Его имя — над стеклянными заводскими корпусами за его широкой спиной и на каждом автомобиле, выезжающем отсюда в большую автомобильную жизнь.

Сотни тысяч грузовиков — мощность завода. Это много. ЗИЛ один из крупнейших мировых автомобильных гигантов. Основная продукция — ЗИЛ-130, двухосный автомобиль грузоподъемностью в 5 тонн; ЗИЛ-131, трехосный тягач грузоподъемностью в 3,5 тонны, это при эксплуатации «вне дорог», способный проходить полутораметровый брод; ЗИЛ-133, ЗИЛ-157к, хорошо известные и знакомые.

Иван Алексеевич мог только мечтать о таких автомобилях. Они рождались уже без него.

Кроме грузовиков, объединение «АвтоЗИЛ» выпускает легковые автомобили высшего класса, «представительские» лимузины — ЗИЛ-114 и ЗИЛ-117; автомобильные прицепы; V-образные двигатели, устанавливаемые на автомобилях Кутаисского и Уральского заводов, на автобусах из Львова и Ликино; производят здесь запасные части, рядные двигатели, различные изделия и полуфабрикаты для поставок по кооперации более чем на 100 предприятий, а также выпускают доброй славы домашние холодильники, которые все зиловцы, да и не только зиловцы, считают наилучшими и самыми наидолговечными, может, даже на всем белом свете от Гренландии до Австралии.

Объединение «АвтоЗИЛ» — шестнадцать заводов по стране. Сто с лишним тысяч работающих! И все это завод имени Лихачева. Большой завод. По современным масштабам — огромный. Но когда пишешь не про автомобиль, не про холодильник, а про живого человека, давшего имя заводу, надо отрешиться от сегодняшнего дня и начать с самого начала пути.

Его село называлось Озерёнцы. Уезд был Веневский, а губерния Тульская.

Уездный город Венев, дремавший в самоварном дыму, в черемуховом и сиреневом цветенье, торговал овсом и говядиной. Из промышленных предприятий крупнейшим был винокуренный завод. Выпускали зеленого змия. И разливали. В штофы, полуштофы и маленькие шкалики, которые в местном населении шутейно назывались «мерзавчиками».

Будущий красный директор Московского автомобильного, своего имени завода, Иван Алексеевич Лихачев первый солидный автомобиль увидел в Санкт-Петербурге, куда его отправили учиться ремеслу. Автомобиль, чадя сизым дымом, чавкая резиновыми шинами и гремя железом, катил по торцовой питерской мостовой. Шофер в кожаном кепи с прямым козырьком, в очках от ветра, как у авиатора, и в черных перчатках с крагами, энергично нажимал на красную резиновую грушу. Автомобиль сипло крякал, прокладывая себе путь среди извозчиков и пешеходов, снующих по площади перед Московским вокзалом императорской Николаевской железной дороги.

Так он и врезался в память, этот автомобиль, а рокот его бензинового двигателя застыл во времени. Стоило только задуматься и прикрыть глаза, как он возникал: сначала звук, а потом сам «авто» на заезженном снегу, пожелтевшем как старая страница.