Нервная система даже самых маленьких существ зависит от дофамина или близкородственных молекул, которые инициируют поисковое поведение. Хотя система вознаграждения у человека гораздо сложнее того, что мы обнаруживаем у пчелы, однако и здесь обещание может порой перевешивать результат. Награды, анонсируемые цветами, стимулируют поиск пчелой корма за счет действия дофамина, и эксперименты на шмелях показали, что, если этот нейротрансмиттер блокировать, пчелы перестают искать нектар[182]
. Подобный эффект помогает объяснить, почему насекомые остаются верными цветам, которые ничего им не дают.Например, есть цветы, которые привлекают мух-самцов благодаря испускаемым феромонам, а также своим отметинам на лепестках, напоминающим раскраску самки мухи. Эта сексуальная мимикрия настолько эффективно монополизирует брачные инстинкты мухи-самца, что он эякулирует на цветок, при этом нагружая себя пыльцой. Это своеобразная «порнография насекомых» в действии. Биологи называют подобное явление
Нектар – не единственное вещество, которое могут собирать насекомые; бывают случаи, когда это сам аромат цветка. Самцов пчел-эвглоссинов, обитающих в тропических лесах, называют пчелами-парфюмерами, поскольку они собирают образцы ароматических веществ с каждого цветка, который посещают, затем смешивают их, создавая свой собственный индивидуальный аромат, и хранят их в специальных мешочках на задних конечностях. В совокупности эти пчелы опыляют более 700 различных видов орхидей, произрастающих в тропическом лесу. Считается, что разнообразие цветочных нот в индивидуальном аромате указывает на обширность путешествий трутня и его навыки в поиске пищи. В любом случае ароматы, которые они собирают, помогают им найти себе пару.
Подобно пчелам, мы получаем наслаждение от цветов. Масштабы цветочных рынков говорят сами за себя. Цветы разговаривают с нами на уровне, который трудно осознать, мы бессознательно реагируем на их приглашение, которое гласит: «Подойди ближе, понюхай меня, возьми меня, унеси меня с собой…». Одни цветы отличаются чистотой своих форм, другие – простотой, в то время как некоторые весьма соблазнительны – даже эротичны. Цветы пробуждают в нас красоту, и, как и пчелы, мы можем быть им верными: у большинства из нас есть свой любимый цветок.
Фрейд, например, питал особую любовь к орхидеям. Каждый год в день его рождения коллеги, друзья и пациенты дарили ему цветочные подарки. Молва об этом разошлась столь широко, что венские флористы запасались к этому дню заранее. На семидесятипятилетие Фрейда, по словам одного из его старых друзей, Ханнса Сакса, «орхидеи всех возможных видов и цветов были доставлены целой тележкой»[183]
. Однако его любимую орхидею нельзя было найти ни в одном цветочном магазине. Это былаАмериканская поэтесса Хильда Дулитл (известная под псевдонимом «Х. Д.»)[185]
была пациенткой Фрейда в начале 1930-х годов. Однажды она принесла ему в подарок нарциссы, и их пьянящий аромат оказал на него такое влияние, что она почувствовала, что, как она выразилась, «невольно проникла в его подсознание». Конечно, ничто так эффективно не раскрывает наше бессознательное, как наше обоняние. Сладкий, некоторые сказали бы, приторный аромат нарциссов был, как заявил ей Фрейд, «почти самым моим любимым ароматом». Дикие «нарциссы поэта»[186], как он назвал их, росли на влажных лугах вокруг дома в Аусзее, неподалеку от Зальцбурга, который они с Мартой арендовали для семейного отдыха, когда их дети были маленькими. Для Фрейда это место было «раем». Он также рассказал Х. Д., что для него был только один цветок дороже нарцисса – «несравненная, благоухающая гардения», которая всегда улучшала его настроение. Запах этого цветка напоминал ему о времени, когда он жил в Риме и каждый день покупал свежую гардению для своей петлицы.