Зеленые яблочки (СИ)

Но разница в возрасте у молодых так бросалась в глаза, что сердце матери обливалось кровью. Бабка Авдотья, заметив недовольное лицо снохи, дернула ее незаметно за руку. Катерина засуетилась, отгоняя непрошеные мысли. Наконец все заняли за столом соответствующие места. Дед Василий заметил, что хоть семья и прибавилась, а места всем хватает. После «колыванихиной» разговор потек сам собой. Да и грешно в праздник припоминать обиды. Поэтому все пили и закусывали. Михаил, видимо, вспомнив, что раньше не успел дать наказ Харитону, а еще потому, что выпитое ударило в голову, вдруг начал говорить, что дочь у него золото, а ему, Харитону, следует ее беречь. Харитон, выпив не меньше тестя, взъерепенился: «Да я Дашку никогда не обижу!» Катерина незаметно вонзила локоть мужу под ребра, тот поперхнулся и беседа опять перешла в спокойное русло. Дед Василий грустно смотрел на внучку, но его трезвого взгляда вряд ли кто разглядел. А внучка возилась у плиты, помогая матери, и не обращала внимания на деда. Засидевшиеся гости из гостеприимного дома расходились уже по-темному. Харитон шел, заплетая ногами. И расстояние до соседней избы показалось ему бесконечным. Тут еще собаки пытались поиграть с ним, он сквозь закрывающиеся веки пытался определить, кто из них, Валяй или Окаянный, столкнул его с тропинки. Но так и не поняв, поднялся на карачки и снова был атакован, уткнувшись носом в сугроб. Все его попытки к принятию вертикального положения оканчивались неудачей. Валяй и Окаянный дело знали: раз на ногах не держится, надо валять. Подоспевшая Даша вытащила мужа из сугроба и увела домой.

Мария уже засыпала, когда Даше наконец удалось раздеть Харитона и уложить его в постель. Мария, однако, успела заметить, что сноха не легла рядом с мужем, а привычно опустилась на полати к детям. Такое обстоятельство очень удивило старую женщину; как бы там ни было, трезвый ли муж, пьяный ли, а спать вместе должны! Еще одна причуда молодой снохи; скажи цаца какая, выпил мужик. Она еще выскажет сыночку, ишь поважает жену, дальше-больше, на шею сядет, да погонять будет.

* * *

В доме мельника Рождество отмечалось вдвойне. Как же иначе! — Внук под праздник родился. Да крепыш какой. Со всей округи были приглашены состоятельные люди, обмывать внука. Стол ломился от закусок и выпивки. Евсею Григорьевичу ничего не жалко для наследника, коим он уже определил новорожденного. Для кого старается, для кого живет? Дочь в дела не вникает. Зять только обязанности выполняет, а тяги нету у него к богатству. Новоявленный дед перед всеми приглашенными торжественно пообещал: как подрастет внук, передать ему дела, а сам на покой. Ну, а пока тот еще в пеленках, дед позаботится о его благополучии… За столом дружно поддержали звоном хрустальных рюмок. И опять тосты, за здоровье новорожденного, за его родителей и т. д. Егор, тоже поддерживал и тестя и гостей, не пропуская ни одного наполнения рюмки. Иначе нельзя, первенца обмывают. Паранька лежала в дальней комнате. Роды были тяжелые, и теперь она приходила в себя. Муж, вернувшийся из очередной поездки, был несказанно рад сыну. Ее, ослабевшую после родов, он как-то виновато, наспех, поцеловал в щеку и больше она не видела его. Изрядно подпившие гости затягивали песни, разговоры стали веселее, да и темы пошли далеко не деловые. Кряжистый мужик, насколько помнил Егор, из Балашова, сидя рядом с ним, дружески, как старого знакомого, похлопывал его по плечу:

— Вишь, тестю как угодили, наследника сразу… У Евсея богатства много, не смотри, что он все скромничает, бедного мельника из себя строит! Ты с ним поласковее, он и кошелечек пошире откроет. Ты, смотрю, не больно охоч до его золота. — выпитое развязало мужику язык и он, не стесняясь Егора, а может, зная его намного лучше, чем тот знал сам себя, продолжал: