Зеленые яблочки (СИ)

И опять деревня ожила новостями. Всегда хочется узнать о жизни проживающих в соседнем доме, а уж смаковать чужую жизнь, что может быть интереснее? Сам себе кажешься идеальным в сопоставлении с соседом, свои недостатки кажутся мелкими. В деревне хочется жить незамеченным, быть как все. А отличившиеся могут стать изгоями устоявшегося общества, быть отторгнутыми. Но жить в деревне и быть вне общества ни у кого нет охоты. Даже богатые придерживаются деревенских порядков; в церковь ходят, в лавку, на собрания общества. И особенно никому неохота попадать на язычок сплетниц. Кому охота, чтобы его имя трепали по всей деревне? И конечно, Харитон меньше всего ожидал, что окажется на первом месте в деревне. Что о нем будут говорить, а уж тем более усмехаться вслед. Как часто мы считаем, что сами строим свою жизнь, и что никакие замечания нам не указы, что нас не трогают чужие насмешки, ведь нужно быть выше сплетен. Харитон знал и раньше, что о нем поговаривают. Без этого нельзя жить в деревне. Но считал, что говорить о нем особо нечего. Вдовствует долго, но об этом поговорили, да и перестали. Не вечно же вздыхать кумушкам ему вослед. Женился на молодой, так поохали, да тоже привыкли. Но Харитон не мог и в страшном сне увидеть, какие кривотолки он вызовет своей совместной жизнью с молодой женой…

* * *

Дмитрий и Аграфена собирались на крестины внука. «Обмывать ножки» их не приглашали, непонятно по какой причине. То ли мельник постеснялся своей родни со стороны зятя, то ли просто про них забыли, но на обмывании они не присутствовали. И теперь, собираясь к сватам, Аграфена все вздыхала, раздражая и без того недовольного мужа.

— Может, ты прекратишь свои вздохи? — не выдержал Дмитрий, — взяла тоже моду, чуть что не по ней, дышит она тяжело, видишь ли.

Аграфена, вняв недовольству мужа, затихла, затаилась, перебирая в сундуке немногочисленные наряды. Она вытаскивала юбки и кофты, разворачивала их, оглядывала и находила неподходящими для посещения в них сватов. Ей хотелось выглядеть понаряднее. Ведь там теперь будут гости из Балашова, для них ведь не расстояние верст в 50. И одеты будут не чета деревенским. Агафья, хоть и в своем черном платке будет выглядеть, как городская, а уж сноха Паранька — и слов нет. Груня, забыв о муже, снова вздохнула. Она виновато оглянулась на Дмитрия.

— Ты чего оденешь?

— Чего дашь, то и одену, — буркнул Дмитрий.

Аграфена, не выдержав, снова вздохнула и недовольно произнесла:

— Чего тебе это дало-то? — Дмитрий, словно только и ждавший от жены замечаний, сразу перебил ее:

— Нет, пусть бы на голодранке женился!

— Не голодранка она, хуторские все побогаче нас будут, — не уступала Аграфена, — А теперь вон Егор и к нам глаз не кажет, да и дома не живет. Где же видано, чтобы молодой муж кочевал все время? Видно, до сих пор не забыл он Дашки, — на глазах Аграфены показались слезы.

Муж ткнул ее кулаком под ребро:

— Ты еще поплачь мне! Вспомнила она про Дашку. Вовремя, старая ты дура. Замолчь и одевайся. Утрясется у Егорухи все. Как почует власть да богатство, так и полюбит свою жену. Евсей не дает ему развернуться. Так не вечный он тоже…

Супруги оделись и чинно вышли со двора, чтобы все в деревне видели, вот идут новоявленные деды внука крестить. Все как у людей, несмотря на богатство сватов, живут в согласии. Согласие со сватами у Родионовых было писано вилами по воде, в гости к сватам они ходили только по нечастому приглашению последних. А уж чтобы Евсей с Агафьей пришли к ним в гости, об этом даже Дмитрий не мечтал.

Встречал их сам Евсей, радушно разводя руками, усаживая за стол. Расчувствовавшийся Дмитрий хотел было обнять свата, но мельник увернулся. Усмехнувшись, Дмитрий про себя отметил, что сват это делает ловко, видимо насобачился, наживая свое богатство: с кем целоваться, а с кем и погодить. Несмотря на прохладную встречу, Родионовы уселись на лавку в уголок, чтобы не особенно вызывать интерес к своим скромным особам. Крестины устроили уже после Крещения. Паранька все недомогала и с постели не вставала. Наконец ей надоело лежать, она решила, что пора и окрестить ребенка. Опять созвали именитых гостей. За столом было тесно, как будто опять праздновали свадьбу. Гора подарков для младенца высилась в углу горницы. Гости довольно потирали руки, пиршество предстояло на всю ночь. Наконец приехали из церкви. Младенец, уставший от суеты в церкви, от купания в купели, спокойно спал, завернутый в одеяло. Его распеленали, и гости, поочередно, подходили смотреть на новоявленного Григория Егоровича, восхищаясь его беззаботным сном, высказывая свои наблюдения, на кого похож новорожденный. Все склонялись к тому, что похож молодец больше на отца. Нос, лоб, рот. Даже волосы и те были у него светлые. Подхалимы, однако, высказывали предположение, что ребенок еще поменяется, такое часто бывает. Наконец тот, о ком так спорили гости, открыл глаза и потянулся. Все увидели, что глаза у ребенка уж точно от отца. Они были пронзительно синие. Приезжая купчиха из Балашова, умиленная улыбкой малыша заметила: