Зеленый фронт (СИ)

  Эта зима сильно изменила его. Сейчас он уже не был тем Андреем, который вырос в далеком селе Малые Хлебцы; и тем Андреем, которого призвали служить на границу; в нем мало что осталось от того Андрея, который погиб под ударами немецкого миномета; и даже тем Андреем, который так странно воспринял свое новое состояние. Весну встретило совсем другое существо! Оно еще осознавало себя Андреем, помнило себя человеком, любило своих родных, но оно также как и все остальные хотело жить. Это существо, пережив Зиму, приняло одно важное для себя решение — выжить...

  97

  Село Малые Хлебцы. 4 июня 1942 г.

  Утро. Солнце медленно появляется из-за горизонта. Ночная прохлада еще бодрит заставляет кутаться в одежду. Однако еще совсем немного и воздух прогреется. Из невзрачного домика с перекосившейся крышей вышла немолодая женщина с деревянным ведром и пошла к колодцу.

  - Ао, - в утренней тишине прозвучал чей-то тихий стон. - Ао!

  Испуганно оглянувшись в сторону соседнего дома, женщина оставила ведро и осторожно раздвинула плотные ветки кустарника, которые плотно обступил колодец.

  - Кто там? - негромко спросила она, всматриваясь в листву.

  - Пить, - вновь прозвучал тот же голос. - Пить...

  Раздвинув крупный куст, женщина едва не вскрикнула. Прямо на нее смотрело перекошенное от боли лицо. Черты лица — крупный прямой нос, больший глаза, тонкие губы едва угадывались под слоем запекшей крови и земли.

  - Пить! - человек в ободранной советской форме потянул к ней грязную руку с обломанными ногтями. - Дайте, попить! - он тянулся к ведру, которое стояло на почти возле него.

  Он пил шумно и долго, словно без воды повел много и много часов. Стекая из наклоненного ведра, она оставляла на его лице светлые дорожки., которые заканчивались где-то под подбородком.

  - Мне надо в отряд, - едва оторвавшись от посудины, прошептал он, с мольбой смотря на склонившийся над ним спасительницу. Мне надо срочно в отряд.

  Женщина с тревогой прижала свой палец к его рту и отрицательно махнула головой. И только в доме, куда она с трудом смогла затащить его, он услышал ее голос:

  - Не надо кричать. Соседи у меня плохие люди, услышать могут, - смоченной в воде тряпкой она начала осторожно смывать кровавую грязь с его лица. - Серафима я. Солдатка. Вот уж с империалистической как век одна векую..., - и под стекающей на пол грязи, ее руки словно руки скульптура высекали резкие черты лица волевого человека — высокий лоб, заостренные скулы, массивный подбородок. - Что ты там про отряд гутарил?

   - Мне в отряд срочно надо, - умоляющим тоном проговорил он. - У меня донесение командиру. Нужно срочно передать в его руки... Там люди погибают, - его пронзительные голубые глаза смотрели прямо на нее с таким отчаянием, что она не выдержала и опустила свои глаза. - Серафимушка, срочно надо!

  - Где же я тебе партизан сроблю, - удивилась она, вновь смачивая кусок полотна. - Нету тут партизан. Германец вон словно с цепи сорвался. Как третьего дни начал по селу шастать, так до сих пор все и продолжается... Куда?! Лежи, лежи, - неожиданно сильными руками она прижала его к кровати, когда он попытался привстать. - Лежи спокойно. Сейчас поснедать принеслю...

  Она отошла от лавки, к которой привалился раненный, и подошла к столу, на котором начала греметь какой-то посудой. В это время бойцу все же удалось встать на ноги.

  - Серафима, я должен идти, - еле слышно шептали его обкусанные губы. - Там люди погибают..., - побледневшие пальцы с силой вцепились в косяк двери. - Уйди! Командир ждет донесение... Я должен..., - боец попытался оттолкнуть дородную женщину с прохода, но женщина оказалась сильнее.

  - Эх, еловая твоя башка! - беззлобно бормотала она, подхватывая мужчину подмышки и таща в сторону лавки. - Что же вы мужики, такие... Говорят вам, не надо! Нет, все равно претесь вперед и все тут! Вот поешь сначала, а потом что-нибудь придумаем! - она вложила ему в руку деревянную миску с каким-то темным варевом. - Не разносолы конечно, но сытно и полезно. Лес, батюшка, кормит... Я пока с тебя сапоги стяну, рану надо обработать.

  Она ловко обхватила сапоги за голенища.

  - Сейчас мы потянем... Сапоги то у якие гарные, - в пол голоса бормотала она, ощупывая скрипучую кожу левого сапога. - Муженек мой, царство ему небесное, такие еже носил... Бывало каблук подправит, гвоздочками подобьет... Хоть в пляс пускайся, - со вздохом она взялась за второй. - Рукодельник был, прости Господи его душу. Знатный рукодельник..., - второй сапог приземлился рядом с первым подошвой наружу; крохотные гвозди тускло блестели квадратным головками. - Вот и славно, а то совсем бы обезножил, - женские пальцы скользили по ступням, обмазывая их какой-то мазью с резким запахом.

  Доев похлебку, раненный с облегчением откинулся назад. Его лицо порозовело.

  - Спасибо, - пробормотал он, рукой хлопая себя по груди. - Думал, сдохну в лесу, и донесение сгинет, - его рука нырнула за отворот гимнастерки и вытащила кусок коричневого бумажного пакета. - Спасибо, Серафимушка, - он выжидательно уставился на женщину.