Зеленый фронт (СИ)

  - Ладно, не зыркай так. Сейчас пойдем, - она накинула на голову платок и схватила с полки что-то небольшое. - Идти сможешь? - тот в ответ кивнул и со стоном сделал несколько шагов по дому. - Подожди-ка! - вдруг она остановилась и как-то странно на него посмотрела. - Знак с тобой? В Лес же идем. Далеко не прячь, при себе держи, не дожидаясь ответа она повернулась к выходу и мужчина увидел, что она держала в руке. - Чего застыл? Говоришь в отряд надо? - в ее ладони скрывалась небольшая деревянная фигурка, блестевшая от частого прикосновения к ней.

  Когда они вышли, на улице уже ярко светило солнце. Женщина повернула на еле заметную тропинку, которая шла в сторону потемневшей от времени бани. Ее вросший в землю сруб был густо покрыт зеленовато-бурым мхом.

  - Тут недалече, - обернулась она к нему, когда он остановился, чтобы потереть ноющую ногу. - Вон к тому усаду выйдем, а там и до оврага рукой подать...

  Боец поправил голенище сапога и оглянулся. Высокая трава хорошо скрывала их следы в том месте, где они сошли с тропки. Он прошептал что-то и пошел за женщиной, оставляя после себя несколько переломанных стеблей пустырника и крохотного кусочка бумаги.

  - Почти дошли, - проговорила она, когда их накрыло тенью от высоченных сосен. - Там, почитай, всегда кто-нибудь есть..., - красноармеец встрепенулся и прибавил шаг. - Вот он Лес, батюшка, -забормотала женщина, с благоговением касаясь встречающихся стволов дубов-великанов. - Вот он кормилец, - ее пальцы нежно дотрагивались до коры, иногда на доли секунды задерживаясь. - Избавитель...

  Хромающий боец несколько раз оборачивался. Он то и дело хватался за ворот гимнастерки, начиная растирать шею.

  - Что, тошно, милок? - не оборачиваясь, бросила женщина. - Ты, покрепче за частицу его ухватись да слова благодарственные почитай, так сразу и легче станет, - сама она продолжала прижимать статуэтку к груди. - Батюшка, он такой... всех привечает, кто попросит.

  Боец силился ей что-то сказать.

  - Хр-р-р-р..., - вдруг, захрипел он, оседая на землю. - Хр-р-р-р, - руки рванули гимнастерку на груди; ткань с треском разошлась в стороны, на землю упал большой конверт и комсомольский билет.

  - Господи! - вскрикнув, проводница подскочила к нему вплотную. - Чи такое?

  Боец широко открывал рот, пытаясь вдохнуть воздух. Пронзительно голубые глаза с ужасом смотрели куда-то вверх, где смыкались плотные кроны деревьев. Его губы открывались и закрывались, словно он что-то пытался сказать. Однако, из рта раздавался лишь хрип.

  - Оставь его, Серафима, - буркнул кто-то из-за спины. - Вражина это! - вышедший из-за дерева кряжистый бородач смачно плюнул на задыхавшегося бойца.

  - Як же так, дядька Мирон? Балакал партизан он! - женщина ничего не могла понять, переводя глаза с валявшихся на земле бумаг на лежавшее тело. - Вин гумага при нем! Пачпорт вона! - она подняла небольшую книжицу и, раскрыв ее, показала старику. - Вот, Акимов Сергей Петрович, комсомолец..., - ее пальцы держали перегнутые страницы, закрывая собой блестящую скрепку-крепеж. - Як же так?

  - Вражина он! - вновь буркнул немногословный дед, крепко сжав в руке изогнутую клюку. - Партизан... Вчерась и нонче с утреца пятерых таких партизан взяли. Поняла, дура-баба?! - старик с ненавистью смотрел, как возле его ног извивался задыхающийся человек. - Приходили, да гутарила... мол партизаны. Бумаги показывали. Кто раненные были, кто нет... Все про командира выспрашивали, - клюкой он проткнул бумажный пакет, разрывая его на части. - Пакет точно такой же показывали. Видишь? - клочки выпотрошенного конверта были белоснежно чистыми. - Одного такого привели сначала, а ен двух как свиней зарезал.

  Остолбеневшая женщина с ужасом смотрела на синеющее лицо диверсанта. Он уже не дергался. Его ноги, несколько секунд назад рвавшие землю каблуками, застыли в странной немыслимой позе.

  - Отец, он все видит! - проговорил старик, сталкивая ногой тело в овраг. - Со злом ты к нам пришел, так с миром и покойся...

  Изломанной куклой тело в красноармейской форме свалилось вниз. Перевернувшись несколько раз в полете, оно застыло на самом дне оврага в мешанине грязи, опавших листьев и поломанных веток. Лишь побелевшее лицо с заостренными скулами, удивительным образом сохранившееся в чистоте, смотрело в небо. В удивительно синих пронзительных глазах Андреаса Даскалоса, уроженца городка Алитус, так завораживавших своей глубиной девушек, отражались медленно плывущие пушистые облака.

  - Чего столбом стоишь, Серафима? - недовольно буркнул дед, тряхнув ее за рукав пиджака. - Со мной пойдешь, - с трудом оторвав глаза от лежавшего тела, он недоуменно посмотрела на старика. - Нельзя тебе в селе оставаться... Этот … не один был. Другие придут, - не увидев в ее глазах понимание, он добавил. - Отец со мной говорил, - женщина стиснула в руках деревянную фигурку. - Германец ни как не угомониться... Пошли, Лес, укроет.

  Они медленно, переговариваясь друг с другом, пошли в глубь Леса — туда, где губительная трясина смыкалась с вековыми дубами, образую непролазную глушь.