Земледельцы

Сильно заикающийся и хромой, Навроцкий, по-видимому, стеснялся этих своих недостатков. Он чуждался общества и все силы отдавал селекционной работе.

В Андижане он исследовал множество сортов хлопчатника и убедился в том же, в чем убедился и Зайцев: сортами слишком часто называли пестрые популяции различных форм. Евгений Львович обратил внимание на то, что выход волокна у разных растений одних и тех же «сортов» сильно колеблется. Между тем, если бы удалось повысить его только на пять процентов, это дало бы ежегодную прибавку в 1,5 миллиона пудов волокна (в пересчете на довоенные площади и урожаи).

Из американского сорта «руссель» с усредненным выходом волокна в 31 процент Евгений Львович сумел выделить несколько линий, одна из которых давала 36–37 процентов. В 1917 году Навроцкий передал сорт «русский» на размножение.

Стремительный упадок хлопководства задержал распространение сорта. Евгению Львовичу удалось лишь добиться, чтобы выращенный из его семян сырец поступал на один и тот же завод и не смешивался с сырцом других сортов. Постепенно на заводе скопилось 2 тысячи 700 пудов «русского». Только в конце 1920 года сырец был очищен, в результате чего образовалась тысяча пудов семян. Обеспокоенный судьбой этого материала, Евгений Львович поехал в Андижан.

На обратном пути он заразился сыпняком и едва смог добраться до Ташкента. 1 февраля 1921 года перестало биться сердце тридцатипятилетнего ученого…

Поездка его, однако, принесла свои плоды. Хлопковый комитет Туркестана взял на себя заботу о семенах «Навроцкого» (сорту после смерти оригинатора присвоили его имя). Уже в 1923 году этим сортом была засеяна четвертая часть всех хлопковых площадей в Туркестане, а в последующие годы он занял еще большие площади. Среди зайцевских сортов был один (Ха 508), по своим, свойствам почти не отличавшийся от «Навроцкого». Гавриил Семенович считал нецелесообразным размножать его, поскольку в практику широко входил «навроцкий». Только в конце двадцатых годов, когда была создана по инициативе Зайцева сортоиспытательная сеть во всем Туркестане, выяснилось, что в разных районах «навроцкий» и № 508 ведут себя неодинаково: в некоторых «навроцкий» опережает по урожайности и качеству волокна, в некоторых — уступает. Тогда-то № 508 потеснил «Навроцкого» в ряде районов.

Все это, однако, произошло впоследствии.

Со смертью Евгения Львовича оборвалось недолгое сотрудничество двух единомышленников, двух основателей научной селекции хлопчатника. Зайцев, как никогда прежде, испытывал чувство безысходности и одиночества.

Жизнь оставалась тяжелой.

«Для того чтобы Вы представили условия, в которых мы жили в университетском] имении, — писала через много лет Лидия Владимировна Анне Федоровне Мауэр, — я Вам скажу, что мы на двоих имели одни драные сапоги, и те чужие, одну тужурку и одну шапку, поэтом; в холодное время мог выходить только кто-нибудь один. Сапоги лежали у нас у дверей. В то время купить ничего нельзя было, и эти-то сапоги старые кто-то дал Гавр[иилу] Сем[еновичу] в Намангане, когда он пришел туда босой»[21].

Питались по-прежнему впроголодь. На ужин получали лишь пустые щи из общей столовой и даже ломоть хлеба не могли к ним прибавить. Гавриил Семенович, проводивший целые дни на опытных делянках, по вечерам хотел работать за письменным столом, но от слабости у него кружилась голова.

И все это накладывалось на непонимание, а порой и прямые насмешки коллег. Иные из них, если и занимались прежде хлопчатником, переключились теперь па хлебные злаки: дают или нет опыты с пшеницей важные научные результаты, а хлебушек до будущего урожая запасти позволяют. Зайцев в их глазах был упрямым фанатиком, губящим себя и семью ради никому не нужного хлопчатника.

И в самом деле.

Цены на пшеницу непрерывно возрастали, а на хлопок падали; между тем производство пуда пшеницы требует втрое меньших трудовых затрат, чем пуда хлопчатника.

Соответственно и цены на хлопок в довоенные времена втрое превышали цены на пшеницу.

Малоземельный дехканин охотно возделывал хлопчатник: на вырученные от его продажи деньги он мог купить втрое больше хлеба, чем вырастил бы на той же земле. Таким образом, он как бы втрое увеличивал свой земельный надел.

Теперь же цены на хлеб возросли настолько, что угнаться за ними не было никакой возможности.

В 1921 году восстановилась связь с Центральной Россией. В том же году, с введением нэпа, стала возрождаться текстильная промышленность; причем тут же выяснилось, что запасов волокна на предприятиях хватит ненадолго.

Но в 1921 году жесточайшая засуха спалила урожай в обширнейших районах Поволжья. Невиданный по масштабам голод охватил страну. По сравнению с тем, что делалось в Центральной России, даже Ташкент в ту пору казался хлебным городом. К железнодорожной магистрали Москва — Ташкент хлынули толпы голодающих. Здесь же скопились эшелоны с демобилизованными красноармейцами. Все рвались на юг, в Туркестан, в нем искали спасения от неминучей голодной смерти.

Многие находили ее в пути.