Выпрямилась, беспомощно упали вдоль тела руки. Только и нашла в себе силы вымолвить:
— Ганя, они…
В тот же миг Гавриил Семенович был на ногах и крутил ручку телефона. Он не заметил, что приступ его оставил, и не знал, конечно, что больше он уж к нему не вернется (медики отмечали редкие случаи исцеления от малярии вследствие нервного потрясения).
Всю зиму Зайцев обивал пороги Наманганского Совдепа, требуя выслать на станцию красноармейский отряд. Не добившись, послал телеграмму в Ташкент, краевому комиссару земледелия: или пришлите отряд, или разрешите эвакуировать станцию. Комиссаром земледелия был в то время Михаил Михайлович Бушуев; Зайцев не сомневался, что Бушуев правильно его поймет.
Но обстановка была слишком тяжела.
В Туркестане резко сократились посевы хлопчатника, на котором использовался наемный труд; остановилось большинство хлопкоочистительных заводов. Армия безработных оказалась хорошей питательной средой для религиозного фанатизма и басмачества. Особенно в Ферганской долине. Разрозненные банды объединились здесь под главою Иргиша, но скоро его вытеснил более энергичный Мадамин-бек. Басмачи стали почти полными хозяевами Ферганы. Красноармейские отряды, малочисленные и плохо вооруженные, едва удерживали в своих руках города и железную дорогу.
Чем же мог помочь Зайцеву Бушуев, которому ведь военное командование не подчинялось?
Властью наркома он разрешил эвакуировать станцию, то есть дал понять о своем бессилии. Гавриил Семенович махнул рукой: какая там эвакуация, когда на носу посевная?.. Он хотел переправить в Наманган женщин, но все наотрез отказались. Лидия Владимировна ждала ребенка, но и она не захотела оставить мужа.
Зайцев велел приставить к чердачному люку лестницу, и в особенно тревожные вечера обитатели станции взбирались на чердак, а лестницу втягивали за собой. Так казалось безопаснее.
Но
Согласно «Акту о разгроме разбойниками Ферганской селекционной станции» Зайцеву удалось сообщить о нападении дежурной телефонистке, а также в штаб красноармейского гарнизона города, что, впрочем, никаких последствий не имело. Больше никуда позвонить он не успел, так как ворвавшиеся с саблями наголо басмачи первым делом перерубили телефонный провод.
«Разбойники потребовали от служащих станции сперва выдачи оружия, затем денег, — сказано в акте. — Однако сейчас же начался открытый грабеж всего имущества как служащих, так и принадлежащего станции. Вновь подходившие шайки под угрозой расстрела предъявляли те же требования выдачи оружия, денег и продолжали начатый грабеж, разбивая шкафы, сундуки и столы, снимая одежду с самих служащих… Грабеж продолжался около двух-трех часов, и в результате было ограблено и разгромлено почти все имущество служащих, лабораторные помещения, контора, конюшни, откуда уведены были все лошади и скот, кроме каракулевых овец. Часть служащих была отведена к железной дороге (к Машату) в плен, но потом выпущена. К концу дня разбойники удалились, и возвратившиеся из плена служащие (помощник заведующего, практикант, конторщик и рабочие-австрийцы) нашли за плантационным заводом по дороге к Машату часть брошенного имущества, которое и было ими подобрано и принесено в опустевшее помещение»[13]
.Шайки шли одна за другой (лишь потом стало ясно, что Мадамин-бек стягивал свои отряды для наступления на Наманган), и каждая старалась утащить побольше. Гавриила Семеновича воины ислама. оставили босого, в исподнем Только Лидию Владимировну отчасти щадили, ибо нет большего греха по шариату, как обидеть беременную… Впрочем, щадили до тех пор, пока один из бандитов не заметил на ее груди медальон — в суматохе она забыла его снять и припрятать. Медальон висел на золотой цепочке, дважды обвитой вокруг шеи.
Басмач вцепился в медальон и потянул его с такой силой, что впившаяся в шею цепочка перехватила бедной женщине дыхание.
Гавриил Семенович бросился на помощь.
Не помня себя, он с силой отпихнул басмача, быстро ослабил цепочку и, просунув под нее пальцы, разорвал и швырнул на пол.
Басмач хоть и получил свое, но пришел в ярость.
Зловеще потянулся к револьверу, жестом указал на дверь.
Побледневший Гавриил Семенович лишь поправил пенсне — и пошел к выходу…
Что остановило палача, не ясно.
То ли отчаянная смелость Лидии Владимировны (она бросилась следом, загородила собой мужа, с ненавистью крикнула бандиту в лицо: «Убей сначала меня!»), то ли мальчик-узбечонок, вцепившийся в его руку и вопивший: «Хозяин хороший, хозяин хороший» (мальчик выполнял мелкую работу на станции), а может быть, что-то совсем другое…
Вечером, когда шабаш кончился и воротились «пленные», обитатели станции с удивлением убедились, что хоть и раздеты почти донага, но все целы и невредимы. Однако оставаться на разгромленной станции было немыслимо: в любую минуту могла нагрянуть новая банда.