Иван Яковлевич Половый, верный помощник заведующего, сбегал в ближайший кишлак и скоро привел лошадь, запряженную в арбу; ее без лишних слов дал Ивану Яковлевичу знавший его дехканин. На арбу усадили женщин. Мужчины двинулись пешком. Среди принесенного «пленными» хлама Гавриил Семенович отыскал какие-то протертые брюки; в них и в галошах Лидии Владимировны уходил со станции заведующий.
В руках он держал свернутую в трубочку рукопись накануне перепечатанной статьи «Цветение, плодообразование и раскрытие коробочек у хлопчатника»…
Уже в полной темноте беженцы вошли в город. Иван Яковлевич привел необычный отряд к пустующему зданию школы, где они и разместились.
«На следующий день, 28 марта, — говорится в акте, — около двух часов дня на Пахталык-Куль был отправлен под охраной войск обоз для спасения оставшегося имущества, однако разбойничьи банды до прихода войск вторично напали на Пахталык-Куль и разграбили и разгромили остатки. При появлении войск <…> разбойники стали отступать и отходить»[14]
.Одного короткого взгляда было достаточно, чтобы увидеть, как похозяйничали здесь новые грабители. Бессмысленно жестокие, они постарались разбить и расколотить все то, что не могли унести с собой.
Вбежав в лабораторную комнату, где в последние дни сотрудники готовили селекционные семена к посеву, Гавриил Семенович остолбенел от гнева и боли. Вместо пакетов, уложенных на полу аккуратными рядками, он увидел жуткое месиво из всевозможных семян, грязи и обрывков бумаги.
Гавриил Семенович быстро убедился: семена сорго настолько перемешаны топтавшими их сапогами, что восстановить хоть часть сортов совершенно невозможно. Дальнейшие его «исследования» показали, что та же участь постигла семена люцерны, пшеницы, арахиса, кунжута..
И только в дальнем углу комнаты, разгребая уже без всякой надежды обломки мебели, он обнаружил погребенные под ними и потому оставшиеся нетронутыми пакеты. Надписи на них говорили, что это сорта хлопчатника.
Острая боль, сжимавшая его сердце, сменилась ликованием. Благодаря какой-то немыслимой случайности сохранилось главное богатство станции!
Гавриил Семенович тут же велел погрузить пакеты на подводу, прихватил еще журналы с лабораторными записями и кое-какие не очень поврежденные приборы.
«Следующая поездка из-за недостатка военных сил, отвлекаемых разбойничьими нападениями со стороны старого города Намангана и со стороны железной дороги на Коканд, организовалась лишь к вечеру тридцатого марта, когда были взяты обозом часть зерна из амбара (для войск) и часть земледельческих орудий (для земельноводного отдела) <…>. Поездка 30 марта была последней, так как развившееся наступление разбойничьих банд на самый город Наманган отвлекло все военные силы, последовавшие бои на улицах Намангана окончательно отвлекли внимание от Пахталык-Куля, и он был оставлен на произвол судьбы»[15]
.Глава седьмая
Для штурма Намангана Мадамин-бек стянул около 5 тысяч всадников, тогда как красноармейский гарнизон города имел 160 штыков, два пулемета и одну пушку.
Красноармейцы защищались отчаянно, но под напором превосходящих сил вынуждены были оставить Старый город и в Новом городе уступали улицу за улицей, дом за домом.
Отсиживавшиеся в заброшенной школе беженцы из Пахталык-Куля жались к стенам, старались не подымать голов выше подоконников: пули свистели над ними. Басмачи вот-вот должны были ворваться в школу. К чему привел бы новый налет озверевших бандитов, нетрудно было предугадать.
Но тут со стороны вокзала вдоль улицы ударила пушка. То подоспела подмога…
Когда Мадамина отогнали, Зайцев стал хлопотать о переводе станции из Ферганской долины.
Наманганский Совдеп не хотел лишать область важнейшего научного учреждения, но, не имея возможности обеспечить безопасность работы, вынужден был уступить. Зайцеву выделили специальный вагон № 425906, в котором он разместил людей и остатки станционного имущества.
14 апреля он мог уже телеграфировать открывшемуся съезду по сельскому хозяйству:
«Разгромленная Ферганская станция приветствует товарищей. Спасенные селекционные материалы увезены Ташкент»[16]
.16 апреля Рихард Рихардович Шредер представил в комиссариат земледелия письмо[17]
, в котором предлагал разместить селекционную станцию на землях бывшего имения крупного землевладельца Иванова в Капланбеке (километрах в двадцати пяти от Ташкента). В тот же день на письмо были наложены резолюции, а 18 апреля вагон № 425906 был продвинут на станцию Келес, ближайшую от Капланбека. Оттуда имущество переправили в ивановское имение на лошадях и «прямо с телег» приступили к пахоте.Невозделывавшиеся уже несколько лет земли были запущены. Приходилось их не только распахивать, по выравнивать участки, расчищать арыки. И все это при острой нехватке сельскохозяйственных орудий, рабочего скота и рабочих рук.
А сроки сева были уже на исходе. Опоздание на несколько дней грозило потерей целого сезона.
Но они успели. В начале мая все селекционные линии и гибриды были высеяны.