Земля

Брашек объясняет даме-страфили, что они с ребятами сто раз уже играли в прятки, возвращаясь по домам после школы, и никогда никто не терялся всерьёз. Он, честно, и сам не поймёт, как так вышло. В свой черёд пошёл водить – и сбился. Покричал ребят, никто не отозвался, если даже и слышали: всё-таки игра. Увидел вроде знакомую приметную ёлку с кривой маковкой, на неё и держал, а зашёл уж и вовсе неизвестно куда. Напугался, ноги и понесли впробежку…

Дама слушает внимательно.

Она понимает.

– Есть? Пить? – спрашивает она.

– Да, очень хочется.

Сперва дама отводит Брашека до крошечного ключа, из которого можно напиться. Потом, коротко сказав: «Вернусь, сиди», – улетает в густеющий сумрак.

Брашек прыгает на месте, пока хватает сил, чтобы не так мёрзнуть. И думает, что ему придётся делать, ежели добрая страфиль решит накормить его каким-нибудь битым зверьком или птичкой?

Когда дама-страфиль возвращается, уже почти совсем темно, а у мальчика стучат от холода зубы. Лететь ей было, наверное, неловко: во рту зажата отщипанная рогатая ветка с несколькими жухлыми листьями и четырьмя маленькими лесными яблочками. Мама, конечно, не велит есть «дички», говорит, от них разболится живот, но…

Дама кладёт ветку. В когтистой лапе у неё зажат мёртвый зверёк – кажется, это куница. Она протягивает куницу Брашеку и вдруг говорит точь-в-точь как мама:

– Ешь, пока не остыло.

– С-спасибо, я бы лучше яблочка… – как можно вежливее отвечает он.

Страфиль не сердится. Оглаживает по шапке рукой-крылом. И мгновенно съедает куницу сама. В другое время или при свете дня такое зрелище, может, и напугало бы Брашека. Но сейчас он слишком устал. Дикие яблоки успели сморщиться и очень кислы на вкус. Это, наверное, самые прекрасные яблоки на всём белом свете.

Дама-страфиль взлетает на клён и зовёт Брашека из ветвей: «Чадо, сюда, сюда!» Но ствол внизу очень толстый и ровный, без сучков, и ему никак не влезть.

Какое-то время она старается помочь мальчику взобраться, но после трёх неудачных попыток оставляет эту затею. Не поднять, тяжеловат. И почти не может карабкаться.

Страфиль ухает с досады, вытирает лоб сгибом крыла. Ненадолго исчезнув среди ветвей, сбрасывает на землю толстую подстилку, сделанную из сухих травяных жгутов, расправляет её между корней, подгребает к ней рыхлый ворох палой листвы.

Так Брашек устраивается на ночь под страфильим крылом.

Дама затягивает песенку – тихую, монотонно-воркующую. От её бока тепло, как будто возле печки. Мальчик засыпает, угревшись.

Утром Брашек просыпается совсем осипший, и ему больно сглотнуть.

Дама-страфиль совсем заворачивает его в травяную подстилку, ради тепла. Глядит обеспокоенно изумрудными глазами.

– Люди, помочь, – толкует она. – Сиди, чадо…

Целует в лоб. Смотрит долгим взглядом, печальней прежнего, будто желает оставить Брашека у себя в памяти. С силой отталкивается от застывшей земли, подымает крыльями ветер – и летит, вскрикнув горько и высоко.

Когда Брашека вытряхивают из забытья, он узнаёт: люди, свои, дольненские! Сосед Паля, большой уже парень, и дядя Тарас, и сама София Ивановна, неугомонная фельдшерова сестра.

Оказывается, столько народу с вечера поднялось его искать!

– Ну как же ты так далеко забрёл? – причитает София Ивановна.

Брашек рад бы ответить, только совсем пропал голос.

– Мы же за тобой версты три шпарили, как услышали, что ты зовёшь. Кричали, кричали, ты что, не слышал?

– Малец с напужки-то не в себе, – гудит дядя Тарас. – Всю дорогу ведь заговаривался…

Только это неправда, Брашеку совсем не страшно.

Он пытается спросить, не видели ли они его даму-страфиль.

Но позже выяснится, что никто её не видел.

В лесу под утро – никто уже не чаял отыскать Брашека живым, думали, замёрз наверняка за ночь, – Паля услыхал ребячий, маленько осипший голос: «Здравствуйте. Я заблудился…»

На Палин крик живо подтянулись и фельдшерова сестра с дядей Тарасом. «Пожалуйста, не могли бы вы мне помочь…»

Ускользающий ребячий голос, знакомый, безошибочно узнаваемый, вёл их почти до самой встречи. Болтал что-то о прятках, о яблоках, о ёлке с кривой верхушкой. Благодарил, просил и в который раз вежливо здоровался…

Брашек поправился быстро.

Как только он рассказал о крылатой даме, поверили на удивление многие: слишком уж странной получилась история его спасения.

Свою даму-страфиль мальчик больше не встречал ни разу, хотя изредка на лесных дорогах ему почему-то казалось, что дама где-то совсем, совсем поблизости. Тогда, если был один, он звал. Но дама больше не показывалась. Только однажды ночью на дворе громко залаяли Бимка и Гоняй, а рано утром отец нашёл возле самого порога огромное и гладкое рябое перо. Брашек почему-то знал, что перо оставила его страфиль, на память и на прощание.

Перо было очень красивым.

Но он и без того помнил бы – всю свою долгую-долгую человеческую жизнь.

* * *

Рина откладывает последнюю страничку на стол и тянется за кружкой с чаем.

Так ли уж было необходимо зачитывать свой черновик вслух?