Земля 2.0 [сборник]

Папа задумался, а потом подошел к букету и стал внимательно рассматривать его. Рассматривал долго-долго, потом даже взял у мамы карандаш и бумажку и стал лепестки считать.

А потом стал куда-то звонить. Я хотела сесть к папе на колени, а мама сказал: «Тс-с-с-с-с-с, папа сейчас с Марсом будет разговаривать».

— Матвей, — сказал папа кому-то. — Матвей, пошли кого-нибудь в пятую оранжерею посчитать лепестки у ромашек.

— Посчитать что? У кого? — Голос у кого-то был хриплый-хриплый. Или это просто помехи, такое бывает, когда звонишь далеко-далеко, в Антарктиду или под море.

— Лепестки у ромашек, — ответил папа.

— Павел Сергеевич… вы что?

— Матвей, пошли кого-нибудь, пожалуйста.

Потом на том конце — на Марсе, значит, — долго молчали и наконец ответили:

— Павел Сергеевич, значит, так… Всего десять тысяч четыреста шестнадцать корзинок и…

— Среди них нет нечетных, — задумчиво перебил папа.

— Нет, — ответили ему.

В следующий свой приезд папа привез мне еловую веточку с шишкой и улитку. С веточкой и шишкой все было правильно, а вот если пустить улитку ползти по руке, то потом рука будет пахнуть, как будто зубной пастой вымазали.

Оказывается, у папы в лаборатории улитки никогда по рукам не ползали — только по специальному стеклу. И лепестки там не считали. Там вообще не знают ничего, что дети знают. Точнее, нет, когда-то они же тоже были детьми и знали — а вот теперь забыли.

И папа попросил меня помочь ему. Ему нужно было, чтобы я делала тут все то же, что и на Земле делаю, — играла, рассматривала, ловила. Главное — чтобы цветы не срывала. А я и не срываю, мне и так все хорошо видно и удобно.

А потом я папе говорю, если что-то где-то совсем не так, как на Земле. Вот как сейчас, с божьей коровкой. Я папе уже помогла с дождевым червяком — папин червяк, когда его трогаешь пальцем, не извивается, а становится прямой, как палка. А так делают совсем-совсем другие гусеницы! И с анютиными глазками помогла, и с львиным зевом, и с… много с чем, всего уже и не вспомню.

А потом папа о чем-то поговорил с людьми на Земле — и прилетел дядя Андрей с друзьями. Они сначала очень гордились, что помогают на Марсе, а потом увидели меня — и перестали гордиться. Хотя, может быть, они только тут так, а перед друзьями с Земли продолжают хвастаться. Ну и ладно. Мама говорит, что мальчишки всегда такие, это у них игра такая. Ну и пусть, мне не жалко.

Ну вот, а теперь мне пора идти. Надо будет еще книжку почитать, про рыцарей. Надо же к школе готовиться. А школа — это серьезнее, чем папины коровки и ромашки.

На пороге оранжереи я оглянулась и помахала рукой:

— Пока, динозавтр.

Мне кажется, он тоже пытается мне помахать — но лапки у него слишком маленькие. Поэтому он просто стоит и смотрит мне вслед.

Я спрашивала у папы, все ли правильно с динозавтром. А папа ответил, что никто не знает — потому что никто никогда живых динозавтров не видел. Они все умерли еще до того, как человек появился. Я спрашивала — как это, Земля, и без человека. А папа рассказал, что давным-давно и Земля была другая и жили там другие существа. И сказал, что раньше думали, что на Марсе кто-то живет. Того же Марсианского Свинкса в пример приводили, якобы большой-большой памятник. А еще раньше, давным-давно, правда, когда уже динозавтров не было, думали, что на Марсе вообще кто-то вроде людей есть.

Папа сказал, что они до сих пор не знают, была ли на Марсе жизнь. Одни говорят, что была, другие — что нет. А кто прав — тем более непонятно.

А динозавтра жалко. Я иногда представляю, как это оно — когда ты один остался. Или когда родился — и уже один. Я бы хотела прийти к нему, погладить по шкуре, — мне кажется, что она у него мягкая-мягкая… и теплая. У него такие добрые глаза, что шкура обязательно должна быть мягкой и теплой.

Но папа говорит, что завтра.

Эх, завтра-завтра… пока, динозавтр.

Папа говорит, что, если что, я могу заходить в его кабинет и оставлять то, что нашла. Он часто в лаборатории, но мне туда нельзя — потому что там все в белых халатах, а мне халат сшить не успели. Только костюм для улицы сделали. Ну и ладно. Видела я эту лабораторию через дверь, ничего интересного. Дяди в белых халатах, много всего стеклянного и всякого синенького много.

Поэтому я сразу пробежала в папин кабинет и положила ему на стол пакетик с божьей коровкой.

А потом…

А потом на окно села бабочка.

Понимаете, бабочка!

С той стороны!

Сначала я испугалась, что это я как-то случайно выпустила бабочку. Ведь мало ли что! А потом подумала и поняла — нет, это не я. Ведь у папы нет бабочек. Он с ними не работает почему-то. Точнее, он объяснял почему, но я забыла.

Это была настоящая марсианская бабочка, вы понимаете?

Всамделишная марсианская бабочка!

Значит, на Марсе есть жизнь!

И я об этом узнала первая! Узнала по-настоящему и совершенно точно!

Бабочка сидела на окне и делала крыльями вот так, как, знаете, всегда делают бабочки — расправляют и снова складывают, словно куда-то медленно летят. Я подошла к окну поближе. Бабочка не улетала. Я сначала хотела постучать по стеклу, а потом вдруг передумала.

Вот смотрите.