Земля

– Ехал мимо, вышел за сигаретами и тебя в окно увидел, – показал на освещённую витрину “Оптики”. – Решил подождать. Заодно и баблишка тебе подкину за следующий месяц. Ты куда сейчас? – он протянул мне конверт.

– Домой поеду, устал немного.

– Подвезти?

– Необязательно, сам доберусь.

– Да мне несложно…

Джип, покачивая боками, выкатился на дорогу. Я с изумлением разглядывал преображённые площадь Ленина, улицу Советскую, Гостиный Двор – Загорск будто покрыли немыслимым увеличительным лаком, под воздействием которого каждый оттенок, всякая деталь приобрели максимальную яркость и контраст. Мне казалось, что моё зрение обрело разом микроскопические и телескопические возможности. Я видел кристаллическую структуру падающих на лобовое стекло снежинок прежде, чем их сметали дворники, распознавал номера дальних домов, читал дальние вывески, афиши…

– Праздники с нами отметишь? – перебил мои мысли Никита. – Или к бате с бабулей?

– В Рыбнинск, наверное. Ещё не решил.

– Если поедешь, презенты для них передам…

– Конечно. Хорошо, что напомнил, я тоже что-нибудь поищу, из головы напрочь вылетело, что Новый год скоро…

Никита хитро улыбнулся:

– А девчуле своей чё купил?

Пока я прикидывал, как лучше ответить: сказать, что не успел или что нет у меня никакой “девчули”, Никита опередил меня.

– А я уже, – оглянулся на прислонённый к заднему сиденью внушительных размеров четырёхугольный плоский пакет в пупырчатом полиэтилене.

– Что там? – поинтересовался я.

– Картина, – с гордостью отозвался Никита. – Заказал для Алинки копию “Острова мёртвых” Арнольда Бёклина. Знаешь такого?

– Не…

– Ты чего? – пожурил Никита. – Непорядок. Поищи в интернете. Короче, был такой художник Арнольд Бёклин, умер ещё в прошлом веке. Типа, символист, но считается и родоначальником сюрреализма. “Остров мёртвых” – самая знаменитая его работа. Он всего написал пять её вариантов. Третий, между прочим, висел в рейхсканцелярии у Гитлера – тоже о чём-то говорит. Понимаешь, уровень популярности – реально культовая хуйня. А я выцепил в Москве очень крутого художника и заказал у него репродукцию именно третьего варианта. Он в Берлин спецом летал, чтоб все нюансы в музее посмотреть. Всё один в один нарисовал – размер, цвета, мазки. Фактически как оригинал! Хоть бери лоха и наёбывай!

– Классно, – похвалил я. – Алина, наверное, будет очень рада.

– Да уж надеюсь! Интерьерная вещь получилась.

– Никит, – я тем временем сосчитал деньги из конверта, – тут тридцать пять тысяч!

– А это премиальные. Мултанчик ещё от себя передал.

– Может, вернуть? – я засомневался. – Неудобно как-то…

– Удобно! – категорично сказал Никита. Глянул с улыбкой. – Отгадай загадку. Почему вор в законе не жрёт курицу?.. Потому что её ебал петух! – брат засмеялся, и я тоже.

Заехали во двор. Никита заглушил мотор, сказал интимно:

– Я к тебе поссать поднимусь, не против?

– Да ради бога! – с радушием ответил я, судорожно вспоминая, не осталось ли каких-либо следов пребывания Алины в моей квартире. – Чаю попьём, я пожрать что-нибудь сделаю…

– Не, жрать не буду. Кстати, хочешь посмотреть на картину?

– Конечно хочу…

Мы вышли из машины, Никита открыл заднюю дверь и вытащил полутораметровый пакет.

– Тяжёлая, – приподнял. – Рама ещё такая основательная.

– Давай, – я протянул руку.

– Сам справлюсь…

В коридоре Никита прислонил картину к стене. В туалет он, однако, не торопился. Постоял, пару раз втянул носом воздух:

– Ты ж не куришь вроде?

Сердце заколотилось, но я ответил спокойно:

– Иногда случается, покуриваю… – соврал на всякий случай, проклиная чуткий Никитин нюх.

Брат закрыл за собой дверь туалета. Прежде чем он спустил воду и вышел, я метнулся на кухню, оттуда в комнату и на балкон – вдруг завалялся окурочек со следами помады. Но ничего такого, что могло бы уличить Алину, я не заметил.

Никита занёс пакет с картиной в комнату, щёлкнул клинком складного ножа:

– Люстру сделай поярче, – попросил, осторожно вспарывая полиэтилен.

– К сожалению, это всё. Лампочки надо поменять.

Показалась позолоченная рама и задник картины – деревянные планки, серая изнанка холста.

– Я читал где-то, что картину лучше всего рассматривать при освещении, аналогичном тому, в котором её писали. – Никита повернул раму изображением ко мне. – Ну, как?

Остров мёртвых оказался маленьким скалистым амфитеатром посреди зеркальной водной глади стального цвета. Грозовой туман окружал отвесные, с ржавыми потёками склоны. К острову подплывала чёрная лодка, в ней двое – сутулый гребец и стоящая фигура, закутанная в саван. Перед белой мумией поперёк лодки покоился ящик – для саркофага он был коротковат, скорее, большой сундук с загробным скарбом.

Выступающие вперёд каменистые уступы создавали небольшую лагуну. Из малахитовой её мути к суше поднимались ступени. Над пристанью цвёл дикий кустарник, а поодаль кипарисовая роща взметала острые верхушки до бледных облаков. Рыжая выгоревшая трава покрывала изломанные гребни.