Земля

В Рыбнинске у меня тоже была моя личная библиотечка, благодаря которой я всё детство считал себя начитанным парнем: девять томов энциклопедии “Всё обо всём”, народные сказки, английская поэзия в переводе Маршака, Конан Дойль “Этюд в багровых тонах” с рассказами, двухтомник Пушкина, трилогия про Незнайку и Кун “Легенды и мифы Древней Греции”. Уже в Москве добрейший Тупицын пополнил моё собрание “Властелином колец”, рассказами По и Лавкрафта. Настоятельно подсовывал того же Кастанеду, романы Стругацких и Лема – словом, образовывал как умел. А ещё безнадёжно старался привить хороший музыкальный вкус, умоляя оценить “Стену” “Пинк Флойда”, “Жёлтую подводную лодку”, “Иисуса – суперзвезду” и прочее рок-старьё.

В один из счастливых вечеров я, отложив книгу, позвонил матери. В первую очередь – сообщить, что у меня новый этап в жизни – серьёзные отношения. Моя избранница чрезвычайно красива и умна, мы живём вместе, я администратор в перспективной сфере услуг: “Мам, потом расскажу, какой именно”, – и всё идёт просто замечательно.

В общем-то, мне больше не перед кем было похвастать. Отец и бабушка уж точно не одобрили бы мои новости. Мать же нюансов не знала, посмеиваясь, приговаривала, что рада за меня:

– Прям такая красотка? Ну, приезжайте в гости, милости просим! Поглядим на твою невесту!

– Да мы не женимся ещё.

– Почему? Я только за!

Подогретый эмоциями, я вдруг выпалил то, что давно хотел сказать:

– Помнишь, когда-то давно, когда вы с отцом только разъ-ехались, ты говорила, что Тупицын – классный мужик и всё такое.

– Ну-ну, помню, – пропела мать. – И чего?

– Ничего. Просто хочу тебе сказать, что он действительно очень хороший человек. И всегда был таким.

Мать часто задышала, вымолвила спустя паузу:

– Спасибо, Вовка.. – По её голосу я понял, что она очень растрогана.

В тот вечер я был счастлив. Я и сам почти поверил, что у меня всё замечательно, “мёртвая” красавица-невеста, сложная, хорошо оплачиваемая работа…

В первый вечер на Ворошилова я по-хозяйски грубо овладел Алиной в коридоре. Рывком развернул её, нагнул, так что она брызнула ладонями в стену, чтобы не упасть, – распластала бледные тонкие пальцы с красным маникюром.

После она призналась, что ей было очень хорошо, хотя на следующий вечер с порога огрела меня таким ледяным взглядом, что я попятился, оставив на этом все попытки поиграть в “хозяина”.

Алина возвращалась обычно после семи вечера. Открывалась входная дверь. Щёлкал выключатель в прихожей. Чаще всего я слышал досадливое:

– Ну, блять! Володя! Опять наследил!.. – шуршали постеленные газеты, хотя беречь от слякоти пол было нелепо – паркет был затёртым, цвета мусорного картона.

Я, как расторопный гардеробщик, принимал у Алины шубку или курточку, под которой бывал строгий брючный костюм. Поднятый воротник рубашки скрывал татуировку с ножницами и пунктиром отреза, ту, что пониже шейного позвонка.

Алина плюхалась на кожаный пуф с мрачной присказкой:

– Устала Алла… – замирала на минуту, потом по-барски протягивала ноги, чтобы я помог ей разуться.

Прислужив с обувью, я мчался на кухню и совал в микроволновку мороженый полуфабрикат. Через некоторое время Алина заходила ко мне, присаживалась подымить. Или же, минуя кухонный разговор, включала в телевизоре какой-нибудь музыкальный канал. По MTV в это время как раз начинались “Симпсоны” или “Футурама”, которые Алина умела смотреть так, будто меня нет и в помине.

Я сервировал ужин (допустим, шницель с гречкой и консервированным горошком), подносил ей тарелку и тоже смотрел Симпсонов. Затем Алина включала комп и надолго зависала в “Одноклассниках” или “Живом Журнале”. Лениво проглядывала ленту, иногда зачитывала вслух смешное:

– Разве можно сравнить апофеоз американского бездушия, заключённый во фразе: “This is your problem”, с сердечным русским: “Да ты заебал ныть!”

Потом отвечала или сочиняла собственный пост под “HIM”, “Сепультуру” или Милен Фармер – в зависимости от настроения. Посторонний шум ей мешал.

Я однажды на кухне включил негромко “Сплин” вперемешку с “Агатой” и услышал ворчливое из гостиной:

– Володя, как можно слушать эту хуету?!

О работе в УВБ Алина не распространялась. Все мои заботливые “Как дела?” сбрасывала лаконичным:

– Никак. Лучше о себе расскажи. Что сегодня новенького на нашем кладбончике? Каким макабром порадуешь? Петушиные головы? Собачьи кишки для Гекаты?

В один из дней я, выручая занемогшего Сурена, взвалил на себя две могилы и провозился с землёй до восьми вечера. Когда пришёл, Алина уже сидела перед теликом и смотрела кино по “Ностальгии”. На чёрно-белом экране женским баском пел нарядный, в ниточку бровями, трансвестит с лебединым боа на плечах. Я заулыбался, потому что вспомнил, как мне показалось, эту голливудскую комедию про попавших в мафиозный замес приятелей – саксофониста и контрабасиста:

– “В джазе только девушки!” – узнал я радостно. – Прикольный! – И продолжил фальцетом на два голоса: – Меня зовут Джозефина… А меня Дафна!..

Алина захохотала со злой старушечьей мимикой: