Земля

В квартире концентрированно пахло застоявшимся теплом и хламом – привычный, только помноженный на десять, запах. Я открыл окна, чтобы выветрить прогретую стариковскую затхлость. Напоил кустики алоэ. Обернул газетами и засунул на антресоли лопату – поверх старых жестянок с давно высохшей краской, тощих рулонов с обоями.

Нашёл на прибранной кухне возле батареи фирменный пакет с верёвочными ручками, оставшийся после покупок родственницы, сложил туда учебник и словарь… И, к своему удивлению, понял, что мне совсем не хочется уходить. От старенькой однушки веяло уютом и “домом”. У Алины я чувствовал себя надоевшим татарином.

На скрипучей, петляющей между фонарями и домами дорожке я неожиданно повстречал продавщицу Ингу из нашего продуктового. Кивнул ей. Мой несостоявшийся эрзац Алины выглядел чрезвычайно довольным. Белые её кудряшки теперь были выпрямлены и свисали ровными нарощенными прядями. Глаза были накрашены, как у куклы, а губы лоснились от блеска. Её цепкой пятернёй прижимал к себе парень – худой и щеголеватый, весь отороченный мехом – капюшон, воротник, манжеты, подол. На узком лице его, несмотря на темень, сидели тёмные очки с “бензиновыми” стёклами. Он ещё двигал длинным подбородком, будто что-то жевал.

Мне стало смешно от того, что Инга одарила меня таким высокомерным прищуром, – наверное, чтобы я в полной мере ощутил, какую блестящую партию в её лице упустил.

Окраинный вечер выглядел точно полярная ночь – с северным сиянием новых двадцатичетырёхэтажек. Рядом со мной ожидали маршрутку моложавая мама и её маленький, лет четырёх, сын. Она в джинсах и шубке, на волосах пуховый платок. Говорила:

– Звезда, звезда, я космос, надень шапку, как слышно, приём?! – посылала нелепые позывные. – Звезда, звезда, я космос, надень шапку, приём!..

А непослушный сынок крутил пропеллером ушанку из овчины, и ветер порошил снежинками его лёгкие русые волосы. Я с удовольствием заметил, что на нём валеночки и вообще он одет как ребёнок из советского ретро – клетчатое пальтецо, синий шарф.

Приехала маршрутка с зелёными огоньками в окнах. Это светились лампочки новогодней гирлянды, украшающей салон изнутри. Я сел на свободное кресло, пристроив в ногах пакет с книжками. Удивительно, но покинутое кладбище передавало мне прощальный привет: приставленный к задним дверям, стоял венок – точнее, овальный еловый каркас без украшений и лент, похожий на надувную лодчонку.

Этот нелепый венок, впрочем, спровоцировал неприятную мысль – а с чего дядя Жора взял и “просватал” за меня кладбищенскую лопату? И вообще, не тайный ли это намёк от высших сил и могильной ноосферы?

Я вдруг заметил, что водитель у нас однорукий. На месте правой свисал заправленный в карман тужурки пустой рукав. Держался он, однако, с лихостью. Когда захлопнулась дверь, воскликнул задористо:

– Ну чё, народ?! Вы едете или я везу?! – при этом так резко дёрнул с места маршрутку, что еловый нолик от рывка встал на ребро и покатился было по салону.

– Мы едем! – радостно отозвался рядом со мной голосок ретромальчика. Его розовощёкая мама сидела возле окошка в тающей шубке, искристом платке.

Мальчик доверчиво сообщил старику с переднего кресла:

– Это моя мама!..

У старика оказался порченый профиль садиста.

– Нет, моя, – он молниеносно улыбнулся шубке и шапке, мол, шучу, затем снова насупился. – Моя мама!

– Моя же… – мальчик аж опешил от такой наглости.

– Нет, моя мама! – упорствовал старик. Веко на глазу у него было полуопущено, от чего взгляд получался глуповато-косой.

– Моя мама!..

– Моя! – троллил ребёнка старый дурень. Бессовестно и монотонно. – Моя!..

– Мама, ну скажи ему!

Так они препирались до центра. А я думал, как рассказать Алине, что я с нынешнего вечера отставной похоронщик.

*****

– Блять, ну что за гады, а?! Пиздец! Володя, я от них в шоке!..

Пока Алина со смаком на все лады бранилась, я облегчённо вздыхал и поддакивал: именно так, дорогая, кто бы мог подумать – не помнящие добра гады…

Открылся я лишь на третий день после моего скоропостижного увольнения. Вообще-то думал сразу сказать как есть, но в тот вечер Алина пришла совсем не в духе. Я запаниковал и решил не торопить события. Вместо тягостных признаний развернул для неё заготовленный листок с кроликом.

– Надо же!.. – она хмыкнула. – Какой занятный сигил…

Долго разглядывала рисунок, затем снова сложила вдвое и убрала к себе в ящик письменного стола.

– Умничка, – чмокнула меня в щёку. – Не поленился зарисовать, спасибо.

– Не за что. – Я просиял и сразу переспросил: – А сигил – это?..

– Печать магическая. Проще говоря, графический код доступа к какому-то конкретному потустороннему ресурсу. Типа иконы, только для общения с сущностями иного толка. Да ты видел сто раз в фильмах! “Сонную лощину” с Деппом смотрел? Пентаграмма в круге – самый распространённый сигил.

– И кого же вызывают при помощи такой печати? – я кивнул на мой листок.

– Очевидно, Великого Хтонического Кроля.

Я видел, картинка с могилы её взволновала, просто она сразу скомкала эмоции. Позже я убедился, что не ошибся в своей оценке – сатанистский кролик явно пришёлся ко двору…