Да была у нас напасть одна неприятная, как пух начинал с тополей лететь, а тополя эти все больше в городе были, да в нескольких местах около речки Лаботки, так к нам наведывались Стервецы. И были они не такими какими видел их на дорогах подземных, а выглядели как обычные мужики да женщины и кожа не зеленой была, а розовой и приятной на вид. Ходили они по дворам и предлагали всякую ересь, кто страховку чего-нибудь, кто кастрюли, кто ножи доставал, кто часы навяливал. И после их посещений голова болела еле на ногах держались, а они значит довольные такие уходили. Вот только к ведуньям нашим не совались, да к ним мало кто ходил и из наших. Раньше когда болели еще ходили, они исправно лечили, заговорами всякими, да травками, а потом как с зубами история прошла, так и вовсе все дорогу к ним забыли. Они только меж нами голые как ходили так и ходят. Но правда от Стервецов и польза была. Промаешься так с головой дня три после визита их, а потом смотришь и понимать вроде как больше стал, и проблема какая-то, с которой мучился год с лишним разрешилась или еще что в таком роде. Поэтому мы их особо не гнали, так некоторые особливо нетерпимые ворчали конечно, но многие усекли, что вроде как так и нужно, как стужа или как другая какая непогода, после которой и Солнце ярче и небо синее.
А надо заметить, что как с Клавой мы стали жить вместе, я перестал совсем бриться. И росла бородушка моя как хотела все это время. И через год, стал я замечать, что она сформировалась сама без всяких постригов и выравниваний в такой правильной формы конус слегка приплюснутый с боков. И что примечательно, волосы не мешали кушать и не закрывали губ, коими лобызал я свою супругу драгоценную, а еще пахли они тонким таким запахом напоминающим смесь сандала и полыни, что очень нам двоим нравилось. И ходил я так, как какая-то ароматическая статуя и благоухал во все стороны. Временами казалось даже, что борода со мной ведет беседы, и я ей иногда отвечал и откровенен был и поверял, как другу сердечному, все свои скорби опасения, которыми не хотел огорчать Клаву.
Было тогда наверно опять лето или начало осени, не помню, мы тогда всей деревней перестали вести отсчет времени и жили по внутреннему наитию, кто как думает и чувствует, тот так и живет и делает все сообразно этому. Считаешь, что сеять нужно, пошел и сеешь, чувствуешь, что ногти пора стричь - делаешь и это. Так вот, в ту пору опять заявились стервецы со своими товарами да услугами и все как всегда назойливо предлагалось, да втюхивалось. И говорит мне моя борода:
- Завтра они все сворачиваться будут, а ты потихоньку спрячься и как увидишь, что стервецы уходят, потихоньку за ними и следуй.
- А зачем?
На этот вопрос она мне не ответила, но я решил последовать ее совету и проследить, куда они уходят и где живут.
Клава собрала меня в дорогу, еды скромной на три дня, одну рубашку и клинок мой завернула в льняную тряпицу. А я еще взял спичек для кострищ, да блокнот с карандашами.
И как только Клава догадалась, что пути будет три дня. Шли они Лесом, то смешиваясь меж собой, то рассыпаясь врозь. Прошагали мы так долго, показалось даже что не три дня прошло а все тридцать. Стервецы не общались друг с другом и вообще казались как не живые. А пришли мы к странному месту, я так далеко никогда не заходил. Путь подошел к завершению где-то к полудню. Лес резко закончился и стервецы стали выходить как вши в пустошь. Я притаился и огляделся. Деревья заканчивались и четко по этой границе начинался песок, посмотрев вдаль, увидел, что эта пустыня, тянется метров на пятьсот до места где вновь начинали расти деревья. Я стал красться по границе, прячась в деревьях, наблюдая как эти задеревенелые тела медленно выходили неспешно ил леса и двигались к центру. Оказалось что пустыня представляет из себя большое широкое кольцо в середине, которого находился большой около леса, но деревья в нем были совершенно другими. Даже издали это было видно. Дождавшись пока последние паскудцы скрылись в этом околке, я вышел и бегом направился к центру.