Земля и небо

Пожалуй, больше всех внимание привлекал здоровенный детина баскетбольного роста, разлёгшийся на подушках с грацией сытого льва; любой человек при одном только его виде почувствовал себя неуютно, потому как стоит только потревожить покой царя зверей… Впрочем, особой угрозы от детины не исходило, сейчас, разговаривая с соседом и поминутно кивая в сторону шумной компании, он улыбался и его улыбка выходила неожиданно обаятельной. Сосед его, столь же высокий, но скорее жилистый, чем мускулистый, не производил подобного эффекта и надо было достаточно долго наблюдать за ним, чтобы рассмотреть плавные, уверенные движения, характерные скорее для воина, чем для крестьянина или того же торговца. Третьим был крепкий как ствол оливкового дерева морщинистый старикан, явно старший в этой компании не только по возрасту, но и по положению, судя по тому, с каким вниманием относились к его скупым замечаниям спутники. На лице старика были видны традиционные для берберских племён шрамы в виде крестов, что по нынешним временам было редкостью. И наконец, четвёртым был самый натуральный толстяк, неопрятный и шумный, всем своим видом диссонирующий с остальными тремя, выглядевшими на фоне его настоящими рыцарями пустыни. К обычному наряду из грубой домотканой ткани толстяк зачем-то нацепил марокканскую куммию, каковой и цеплялся за все предметы интерьера: оружие мало иметь в собственности — даже носить его надо уметь.

Али слишком увлёкся, разглядывая заинтересовавших его людей и его любопытствующие взгляды не остались незамеченными: в какой-то момент он обнаружил, что старик с любопытством смотрит на него. В выцветших глазах старика мелькали хитрые огоньки, узловатые, как корни дерева и такие же цветом кожи пальцы оглаживали доску для игры, лежащую на ковре перед ним. С широким жестом, поведя руку — от сердца к центру ковра, на котором лежал, — старик кивнул Али, мол, присоединяйся. Его компаньоны принялись разглядывать нашего принца, словно ожидая его реакции.

За почти три года своей бродячей жизни принц выучил несколько наречий единого казалось бы арабского языка, используемых берберами и местными арабами, мог с успехом поторговаться на рынке за любой товар, зная цены и обычаи, но главное — Али знал, как разговаривать с местными жителями и что отвечать на такие невинные предложения.

Мало? Много? Именно это знание жизни простого народа, понимание её основ, знакомство с реальным портретом народонаселения региона, а не общие идеалы равенства и братства и пустые измышления по поводу «народа-богоносца» необходимо любому нормальному революционеру. Ленин, Мао, Че и Фидель — они все были барчуками. Выходцы из приличных семей, дети обеспеченных родителей, получившие отличное образование все эти люди ни за что бы не добились успеха, если бы не жизнь в глухой сибирской деревушке или путешествие через добрую половину Южной Америки. Они знали, чем живёт обычный человек, высокомерно называемый доморощенной аристократией «простолюдином», как и что сказать такому человеку, чтобы тот поверил: вот-вот, ещё одно усилие и…

Мы наш, мы новый мир построим.

Али также молча приложил руку к сердцу и покачал головой, стараясь вложить в движения всё миролюбие, на какое был способен: премного благодарен, отказываюсь.

— Что думаешь, обыграть тебя собрался? — Усмехнулся старикан, показав крепкие белые зубы — предмет зависти нашего принца, постоянного клиента местных зубодёров. — Давай, садись, не на интерес — ради общения поиграем.

— Благодарю, почтенный, но я играть не умею, — в калах Али к своему стыду играть действительно не умел — в США эта игра неизвестна, а по приезду в Марокко у него нашлось множество других занятий, за которыми времени на обучение просто не оставалось.

— Откуда ты такой взялся, — усмехнулся детина. — Не будет тебе достойных партнёров, дядюшка.

Все четверо заулыбались, разглядывая засмущавшегося Али.

— Не будет, так не будет, — вздохнул дядюшка, — садись к нам, мил человек. Сыграть не получится, так поговорим.

Отказываться было невежливо и Али уселся на корточки между толстяком и детиной, чувствуя себя чем дальше, тем больше не в своей тарелке.

— Ну не красней, что ты как девица на выданье, — хлопнул его по плечу толстяк.

— Меня ты можешь звать Дядюшкой, — сказал старик. — Отец у тебя есть, на место этого достойного человека я не претендую, а моё имя тебе ни к чему. Это мои… племянники.

Он усмехнулся вслед за своими спутниками, которых явно насмешило такое утверждение и продолжил:

— Это Асад, — указал он на детину, — это Ислам и Сабир.

Толстяк важно закивал головой, показывая, что это именно он Сабир и никак иначе.

— Ну, расскажи нам путник, откуда ты и куда путь держишь?

— Еду в Каир, — бухнул Али.

— Да ты что, — делано восхитился толстяк-Сабир, — далеко собрался, ничего не скажешь…