Земля ягуара

Невысокая, по-крысиному юркая девица появилась из-за занавески, отделяющей кухню от залы, ловко сменила деревянное блюдо с обглоданными костями на точно такое же с новым поросенком, плеснула из глиняного кувшина в опустевшие кружки новые порции кислого олуя[9] и, увернувшись от шлепков по заду, снова умчалась куда-то во мрак.

Ромка кашлянул и сам испугался, когда его «кхе-кхе» заметалось по залу, отскакивая от каменных стен и толстых деревянных балок, поддерживающих потолок. Пропойцы вздрогнули и замолчали, но через мгновение возобновили веселье. Никто из них на Ромку не оглянулся.

Хлопая шпагой по пыльному ботфорту, он пересек зал и присел за стол на границе светового круга по другую сторону камина. Девушка выглянула из-за занавеси, стрельнула в него черными бусинками глаз и исчезла. Внутренние часы парня отсчитали минуту, потом другую. Видно, в этом заведении заказы принимать не спешили. Вспомнив, что по легенде он благородный дон и ждать не привык, юноша кашлянул еще разок. Снова пошли гулять под невысоким потолком гулкие раскаты. Троица снова притихла, а потом опять загомонила, на этот раз особенно громко и надсадно.

Дверной проем загородила тень Мирослава. Играючи неся многопудовые баулы в мускулистых руках, он быстро проскользнул по темному залу, бросил поклажу на пол, уселся напротив Ромки, огляделся, сграбастал глиняную солонку и постучал донышком по грубым доскам. Девица высунулась из-за занавески и снова юркнула во тьму. Вместо нее к гостям выплыл приземистый бородатый мужчина в фартуке и с закатанными до локтей рукавами. Толстые короткие пальцы хозяин заведения заложил за веревочный пояс, поддерживающий сытое пузо.

Он двинулся прямо к путникам, на ходу разводя руки в стороны, будто собираясь обнять всех разом, и остановился, не дойдя до стола пары локтей. Толстяк поклонился, заодно подметя бородой нечистый пол, и заговорил на звероголосом наречии. Ни дать ни взять медведь, поднявшийся на задние лапы.

После довольно долгой речи он перевел дух и замер в выжидательной позе.

– Чего это он, дядька Мирослав?

– Говорит, что таких дорогих гостей в его дом никогда не заносило. Он безмерно рад предоставить нам комнаты и спрашивает, не хотим ли мы отужинать, – сухой скороговоркой перевел Мирослав.

– А что у него есть? – спросил Ромка.

Мирослав произнес несколько слов с вопросительной интонацией. Хозяин просиял и снова разразился утробными завываниями.

– Говорит, что есть поросенок и легкое виноградное вино, – перевел Мирослав.

– И все? Ладно, пусть несет своего поросенка. Я его готов вместе с копытами съесть.

Мирослав повелительно тряхнул головой, отослав хозяина обратно на кухню, и оглядел зал, задумчиво покручивая в пальцах солонку. Было видно, что его что-то беспокоит.

– Дядька Мирослав!..

Тот оторвался от созерцания закопченных потолочных балок и навел на Ромку остро поблескивающие глаза.

– Дядька Мирослав, вы чего нервный такой? Все оглядываетесь, места себе не находите.

Мирослав подался вперед, обдав Ромку запахом крепкого дорожного пота.

– Хозяин себя странно ведет. Нервничает! И пьянь эта дерганая. И народу никого, хотя суббота. Работники с полей должны сегодня здесь недельный доход пропивать с местными. Ан нет.

– А вдруг у них сход какой или праздник?

– Праздники тут на рассвете начинаются, чтоб до темноты закончить. Для схода тоже поздно. Не то что-то. Ты шпагу вынь и поставь радом. Да не напоказ, балда. Под столом, чтоб не видно было.

Ромка надул губы, но убрал ножны под стол, с тихим шелестом извлек клинок и прислонил его к скамье около правой руки.

Занавеска откинулась, пропустив в зал клубы кухонного чада. Из них, как демон из пекла, появился хозяин, улыбаясь в десяток с небольшим желтоватых зубов. В высоко поднятых руках он держал деревянное блюдо с аппетитно зарумяненным поросенком. Следом за ним семенила дочь, прижимая к груди большую глиняную бутыль с узким горлышком и две массивные кружки, родные сестры тех, которыми грохотали пьяницы за соседним столом.

Хозяин с размаху бухнул блюдо на стол. Высоко подпрыгнули крупные репки, возлежа на которых глупо улыбался кабанчик, запеченный до хрустящей корочки. Прямо из зубастой пасти – Ромка в первый раз обратил внимание, какие огромные и острые у свиней зубы, – торчал добрый пук ароматной травы. Девица с грохотом опустила кружки на доски стола и, выдернув деревянную пробку из бутыли, плеснула до краев красноватой терпкой влаги.

– А что, тарелок не будет? – спросил Ромка, особо ни к кому не обращаясь. – А вилок? Не пристало воспитанному человеку есть с ножа.

Хозяин ничего не ответил. Девица потупила глаза и засеменила обратно на кухню, а Мирослав молча достал кинжал и срезал с бока кабанчика изрядный кусок мяса. Его челюсти заработали как мельничные жернова. Ромка вздохнул, достал свой нож и, ухватив рукой косточку, повел лезвием по бедру. Сок брызнул прямо на дорогой кафтан, нарисовав на груди темное пятно. Юный граф простонародно выругался по-русски, перекрестил рот и вгрызся в ароматный окорок.