Земля любви

Ближе к полудню к дому подъехал экипаж, из него вышли заплаканная Жулиана и расстроенный Франческо.

Выяснилось, что всех контрактников ранним утром отвезли на фазенду, где они подрядились работать. Уехали они на поезде, а куда, в приюте никто не знал. Партии рабочих приезжали, потом уезжали, — за этим следили вербовщики, которые их везли.

— Как он мог не оставить мне даже записки! — рыдала Жулиана. — Он же знал, что я его буду искать! едното

— А может быть, он и грамоты не знает, — предположил Франческо, — или не знает, что ты умеешь читать. Может такое быть?

Жулиана кивнула. В сущности, она ничего не знала о Матео, даже фамилии, но знала точно: после того что с ними случилось, это единственный мужчина и его она будет любить всю жизнь.

Франческо с сочувствием поглядывал на Жулиану, снисходя к пылкой юности, которая не знает иной меры, чем «Вся жизнь», и не умеет позаботиться ни о сегодняшнем, ни о завтрашнем дне.

— Ну что ж, наберись терпения. Раз ты не знаешь даже фамилии, нам придется искать его дольше, — сказал он, думая, что, возможно, эта пароходная страсть не так уж и серьезна. Вполне возможно, она скоро пройдет, как проходит у детей сыпь. . .

— Займись нашей девочкой, — обратился он к жене, — отвези ее к своей портнихе и закажи гардероб, и еще нужно будет подумать об учителе португальского.

Жанет молча вышла из комнаты и все свое возмущение вылила Марко Антонио.

— Что он себе воображает, твой отец? Что я поведу эту... эту... — Жанет не могла подобрать слова для девушки и наконец нашла самое обидное, — итальянку к своей портнихе? Да никогда в жизни! Пусть даже не мечтает!

Марко Антонио выслушал бушевавшую мать молча, потом тихонько закрыл дверь и отправился к отцу.

— Гардеробом моей названой сестры займусь я, — сказал он. Разумее Отец с сомнением посмотрел на него.

— Не беспокойся, я справлюсь, — с насмешливой улыбкой подтвердил юноша, — просто я закажу все необходимое и принесу тебе счет.

Отец не стал уточнять, впервой или не впервой заниматься сыну женским гардеробом, и ответил коротко:

— Я буду тебе благодарен.

— Гардероб для Принцессы или для Золушки? — уточнил Марко Антонио.

— Для порядочной девушки, которая носит траур по погибшим родителям.

— А ты носишь траур в душе, да, папа? — проницательно заметил Марко Антонио.

— Да, так оно и есть, сынок! Неблагодарность — самый страшный порок людей, а настоящая дружба — редчайшее сокровище. Позаботься о Жулиане, уважай ее как сестру, помоги мне отдать мой неоплатный долг!

— Я не дам ни одному волоску упасть с ее головы, папа! — с горячностью, удивившей Франческо, откликнулся Марко Антонио. — И с удовольствием буду учить ее нашему языку.

— Спасибо тебе, сынок.

С появлением Жулианы в доме Марко Антонио сделался домоседом. Другая бы мать была счастлива, что сын ее образумился, остепенился, отстал от дурных знакомств, но Жанет и это поставила в вину бедной девушке.

— Марко Антонио сам говорил, что терпеть не может итальянок. Пусть не надеется, он в ее сети не попадется! — шипела она. — Мариана! Почему Жулиана не перегладила это белье? Ну-ка позови ее!

— Она занимается, — доложила через несколько минут Мариана.

— Чем это? — недовольно спросила Жанет.

— Португальским языком, по распоряжению дона Франческо.

— Может, он ей еще и учителя нанял? — возмутилась госпожа Мальяно.

— Нет, с ней занимается Марко Антонио в своей комнате.

— Хотела бы я знать, чем они там занимаются, — вскипела озабоченная мать. — Эта распутная девица того и гляди испортит моего мальчика! Говорила я, что таких и на порог нельзя пускать!

Экономка молча слушала свою хозяйку. Ей Жулиана нравилась — скромная, услужливая, она не брезговала никакой работой в доме и охотно помогала бы по хозяйству, если бы дон Франческо не сердился, видя, что из гостьи она превращается в служанку. Да, Жулиана была ей симпатична, хотя кое-какие сомнения на ее счет у Марианы и возникли. Но их она пока держала при себе.

Глава 3

На фазенде «Эсперанса», что означает «надежда», ждали новых работников-итальянцев. Хозяин фазенды, сеньор Гумeрcинду, довольно потирал руки, радуясь, что наконец-то его бескрайние плантации кофе получат надлежащий уход. Все это время у него надрывалось сердце при виде печально поникших листьев и твердой, необработанной земли.

— Мерзавцы! — честил он ушедших негров, вспоминая, как целую ночь они жгли костры, пили, ели и танцевали, а на рассвете, смеющиеся, хмельные то ли от вина, то ли от свободы, пошли черной толпой прямо навстречу солнцу. — Мерзавцы! — повторил еще раз сеньор Гумерсинду. — Нет, чтобы повременить месяц-другой и сдать все имущество с рук на руки новым работникам!