Я бегу по тропе…
Я весь в язвах, ранах — сколько их, я не знаю — но все тело нагое мое горит, как моя родная кибитка в ночном пожаре…
А одна Эфа оплела туго ногу мою, и не хочет уходить, и бежит со мной…
И я на бегу ей улыбаюсь и кричу на всю вселенную: “Пойдем со мной, верная моя коралловая жена!..”
И мне даже кажется, что это моя Эфа приползла сюда, и вот не хочет разлучаться со мной…
О Боже!.. Да!.. Это она! Я узнаю ее!.. Она насмерть любит меня!.. Ее рожки опять стоят!..
Она счастлива, что умрет со мной!..
Она и в жизни и в смерти верна!.. она влюбленно и преданно глядит на меня…
Как скифская загробная жена… Да!..
Были такие жены в веках!.. и нынче есть…
Я бегу наг, рдян от ран по родным, последним, прощальным, лунным горам моим…
Босым ногам моим больно от острых камней… но зачем мне теперь ноги?..
Я уже не успею к подножью Водопада — но я хочу успеть к его верховью…
Там, где Он рождается, осыпается, свергается несметными алмазами и жемчугами с огромной горы!..
И я успеваю…
А яд еще не успевает… Хотя много его во мне…
…Батюшка Николай Чудотворец, я исполнил ваш наказ… Древо мертво!.. О!..
…О, Боже!..
И я еще не дошел ни до Церкви, ни до Синагоги — и уже умираю — слепой, не готовый ни к аду, ни к раю…
А тот, кто не готов, идет в ад?..
… О Боже… Устал я быть человеком… хочу быть рыбой, камнем, водой, водой…
…О Боже! Как вольно! как широко! как радостно! как велико! как сладко прощанье!..
Я бросаюсь раздольно в родной Водопад сразу! Я нагой, уже готовый, и не надо мне одежды срывать, снимать…
Вода теплая! щедрая! летящая! обволакивающая! завораживающая! усыпляющая!..
И от нее раны перестают мучительно гореть, а остывают, обмирают, отпускают…
Я лечу, раскинув вольные руки и ноги в родном Водопаде…
Кто не мечтает о таком последнем алмазном гробе? жемчужном саване? хрустальном Водопаде?..
… Хочу быть рыбой, камнем, водой…
…Матушка моя! Я лечу к тебе…
…Гуля Сарданапал! Я лечу к тебе…
…Анна! Я лечу к тебе…
Ангел Серебряные Власы… ты же вечна… как Святая Русь…алчешь Рая…
Там!.. мы!.. никогда!.. не расстанемся…
Глава тридцатая
АНГЕЛ ЗЛАТЫЕ ВЛАСЫ
…Поэт — это парус, а парус алчет только ветра…
…Все страны мира граничат друг с другом.
И только Россия граничит с Богом…
…Опять пришел на русскую землю май — травень…
Май — под кустиком рай…
Зеленая травка — молока прибавка…
У коровки молоко на язычке…
Уже прилетели последние перелетные птицы…
Вот они!.. Словно горсть драгоценных камней высыпалась на ладони веселые: иволги, малиновки, сорокопуты-жуланы, чечевицы, камышовки, зяблики, соловушки, коростели, славки, пеночки…
И все Русь хвалят! поют! воспевают…
Вот иволга — она покрыла около шести тысяч километров, возвращаясь на Русь — Родину птичью из Южной Африки!..
И только на Руси, в блаженном, несметном, золотом, медовом разнотравье, иволга рождает птенцов! и только на Руси поет она… как и великий певун, певчий пернатого необъятного стада — соловей — только на Руси поет и рождает…
А мы, человеки русские, что по землям чужим мечемся? что за тысячи километров уезжаем, убегаем от великого, родоначального разнотравья своего?..
От святой райской земли рожденья своего куда, как сироты обделенные, бредем?..
И что же иволга и соловей мудрее нас?.. когда из дальних стран летят на Русь?..
Какой зуд-огнь опаляет нас?.. Какая историческая муха нас кусает и гонит?..
Особенно — царей и вождей наших?..
Да…
…И вот рассыпаем, собираем мы в лугах, как драгоценные каменья малахитовые, наши травы, злаки, цветы разнотравья…
Вот они: сирени, черемухи, лисохвост, тимофеевка, дятлины-клеверы, фригийские васильки, лиловые короставники, пижмы, нивяники-ромашники, золотые пылящие донники, таволги, незабудки…
И во всяком букете — пуд меду!..
О Боже!.. До чего ж хорошо! До чего ж полновольно! блаженно!..
Ооо!..
…И на валдайских святых холмах, холмах гуляет ветреный великий май, май, май!..
…Поэт Z стоит на вершине валдайского, кочующего, прозрачного холма и ждет ветра-весновея-волновея, который идет на Русь от русских, южных, родильных, хлебных, кормильных теплынь — полей, полей, полей, степей… Ей! Ей!..
Поэт все в той же огромной, с павлиньими вышивками, льняной рубахе-косоворотке блаженного Иоанна Кронштадтского и в тех же широких, вольных, казачьих шароварах-парусах…
Ветер приходит — легко подхватывает поэта в его летательной рубахе и парусах-шароварах…
Поэт раскидывает руки, как Распятый, и летит — все выше и выше…
Летит он радостно, привольно над смоляными борами, над заливными лугами, над смиренными реками, над обливными, цветущими, пенными садами…
Над болотами, где лежат, уповают незабытые советские солдатики, в клюквах сладких восходящие…
Над седыми Спасителями, Хранителями Руси монастырями, златокупольными храмами и потаенными, как белый гриб в позднюю осень, душецелительными, душеврачующими пустынями, скитами… где Часы Русской Истории никогда не умирают…