Земные и небесные странствия поэта

Это она… Коралловая Эфа…

А я думал, что простился с ней навсегда…

И вот она с небес падает на меня…

О Боже!.. Иль это знак?..

И вот сова искала спасенья у меня, а я не помог ей…

Гегель говорил: “Сова Минервы вылетает только в сумерках…”

Мудрость приходит к человеку в конце жизни… А моя мудрость погибла, как сова, а вера еще не пришла?..

О Боже!.. Иль Ты оставил, забыл в этой ночи меня, меня, мя?..

И вот!..

Я вышел на голую вершину Кондара… Я сам наг, как гора Кондара…

Луна, пиала вселенская, слепящая, бухарская пиала вышла из-за гор и залила, облила жемчужным, океанским светом горы, и нагую вершину Кондара, и исполинское Дерево недвижное мое, исполненное мириадов темномалиновых ягод-плодов…

О!..

Ветер тепл… ветер родной…

Я стою под Деревом наг, и дышу всем телом нагим, и вся ночь, вся вселенная вливается в меня запахами всех камней, и дерев, и вод, и звезд…

Я открываю сверкающий футляр и вынимаю чудодейственную сверкающую бесшумную пилу…

И опять шепчу молитву всем земным Богам и древним Царям:

— О, Элоим Яхве!.. О, Авраам!.. О, Заратустра!.. О, Иисус Спаситель!.. О, Аллах!.. О, Мухаммад!.. О, Будда!.. О, Шива!.. Спасите меня, помилуйте меня, муравья, муравья…

О, древние Цари — Царь Гуштасп! Царь Сарданапал! Царь Ашурбанипал!..

Я посылаю к Вам всех ваших возлюбленных Коралловых Эф, что пережили Вас, но вот они навек возвращаются к Вам, чтобы ублажать несметно Вас, Вас…

Я принимаю хищную позу самурая, подпиливающего гигантскую сосну — так, чтобы убитое, падающее, подпиленное Дерево не упало на меня — я уже изучил инструкцию к пиле…

(Но разве древний рыцарь-самурай будет убивать беззащитное Дерево? Но мое Дерево не беззащитное. Оно убивает зверей, и птиц, и человеков.)

О Боже!..

И опять! опять чудится мне, что сотни чьих-то острых, пронзающих глаз глядят на меня!.. Выслеживают меня… стерегут… готовятся… ярятся…

Я включаю пилу — она действительно бесшумна, и только зубья ее, словно смоляные бешеные муравьи, кишат, пляшут, готовые убивать, вторгаться в чужое тело, резать, крушить, крошить…

Я подношу пилу, как мясник нож к горлу связанного барана, к древнему, измученному, сыпучему, неохватному стволу Черешни-Пирамиды, и пила убийственно бесшумно, нежно, легко уходит в ствол…

А ведь Древо больно лучевой болезнью…

И эфы больны…

И плоды больны…

Чего ж я убиваю больных?!.. И лучевая болезнь их переходит на меня… но я не страшусь, ибо чую, что не успеет болезнь…

Ствол древний изгнил, изник, измяк изнутри, и легко он поддается, уступает, и пила самозабвенно все глубже и смертельней входит, вторгается, теряется в глубине исполинского Древа…

Летит обильная жемчужная, древесная пыль, пыль, пыль — эта кровь сыпучая Дерева…

Что-то древнее, хищное проснулось в теле моем нагом от этого живого насилья над Деревом, и фаллос мой, нагой ствол, друид, деволюб восстал хмельно…

И нет пилы на него…

О!.. В последний раз, в последний раз бушует жизнь моя…

О Боже!..

…Первая змея, первая Эфа, упала мне на плечо и остро, пряно, мутно ужалила, уязвила меня в шею…

Вторая змея, вторая Эфа, упала мне на голову, а потом сползла по телу моему нагому, и обвила фаллос мой, и ужалила меня…

Третья упала, и обвила мою ногу, и ужалила меня…

Эфа — змея соитья… змея фаллоса… змея девьего лона… змея-дегустатор человечьего семени, которое Господь сотворил раньше человеков…

И вот эти дочеловечьи эфы падают, осыпают, уязвляют, обвивают тело нагое, открытое, вздрагивающее мое…

Я весь в Эфах… Я Лаокоон Эф…

Я в дожде Эф. Я в ливне Эф…

И весь ливень жалит меня… Темно мне… Змеино мне…

Я вспоминаю, как был дочеловечьей змеей…

О Боже!..

Но ведь они спят бездонно ночью?.. Кто же разбудил их?..

И вот они не падают — они метко бросаются на меня с ночного Дерева… Их сотни!..

А я наг, а я не взял спасительного кожаного комбинезона…

О Боже!..

Но тут я молниеносно вспоминаю ту древнюю миниатюру, где нагой Царь Дарий Гуштасп I сидит на Золотом Троне, объятый тремя Эфами…

Я не разглядел всю миниатюру!.. не разгадал всю Тайну!..

Теперь я вспомнил: там ведь была ночь! Луна! Царь сидел под луной, поэтому он был голый и серебряный!.. Как и я нынче…

И моя Эфа приходила ко мне ночью! ночью приходила сладить, тешиться со мной!..

Значит, она не спала ночью!..

Значит, Эфы не спят ночью!..

О Боже!.. Я понял: это они притворяются, что спят!..

Чтобы звери, птицы, люди ели черешни и днем, и ночью!..

Чтобы продлевали их обреченные жизни ценою своих жизней!..

Вот последняя Тайна Священной Коралловой Эфы!..

Вот почему я чуял, что сотни глаз следят за мной с Дерева…

Они учуяли, что я пришел не для того, чтобы есть черешни их и продлевать заемную, иждивенческую жизнь их…

Они учуяли, что я пришел убить их Дерево, их черешни, и значит, убить их…

Но поздно!..

Но поздно мне…

Но и вам поздно, уходящие вместе с подпиленным Деревом в вечность Коралловые Эфы, Эфы, Эфы родные сестры, спутницы смерти мои, мои, мои…

Но я тоже навек ухожу!.. вместе с вами…

Вот она — Последняя Тайна…

Мне уже все равно, куда рушится исполинское Древо…

Но Оно рушится от меня, а не на меня — самурайская пила мудра, но что мне от мудрости ее…

Но!..

Мне надо успеть!.. Они меня ждут!..