В каждом выступлении страсти не убавлялись. В результате появилось предложение запретить ритуалы христиан, как способствующие всяческому разврату и кровосмесительству. Неожиданно попросил слова молодой сенатор Руф Лициний.
— Вы знаете, уважаемые сенаторы, что я недавно вернулся из Иерусалима, где несколько лет вблизи наблюдал «правильных» иудеев и «неправильных» христиан. Могу сказать, что христиане не похожи на тех, о ком сейчас шла речь. Да они воспевают гимны Христу как Богу, но в их молитвах нет призывов к совершению преступлений. Я слышал от них, что воровать, прелюбодействовать и лжесвидетельствовать — это ужасно. А после молитвенных собраний они совместно вкушают обычную пищу, после чего мирно расходятся по жилищам.
С разных сторон зала послышались возмущённые крики:
— Лициний, тебя не окрестили в их веру?
— В Иерусалиме ему подсунули молоденькую девчонку из христиан. Вот он и причастился!
— Позор гражданину Рима!
Лициний пожал плечами, замолчал и сел на место. Но окрики сыпались на него долго, пока не вмешался председатель:
— Отцы-сенаторы! Как нам стало понятно, ересью успели заразиться не только иудеи. Поэтому предлагаю принять закон очищения веры —
Председатель призвал сенаторов к голосованию. Кто за предложение закона, становился рядом с Протенцием, остальные — по другую сторону. Несколько сенаторов замешкались, не осмеливаясь принять ту или иную позицию. Всё по причине того, что сами уже давно приняли тайную веру в Иисуса Христа, или же в том уличались ближайшие родственники. А кто ещё сомневался в необходимости репрессивных мер, остался на месте.
Для принятия законопроекта требовалось согласия не менее двух третей от числа сенаторов. Пока такой результат не складывался…
Снаружи послышался шум; двери распахнулись, и в освещённом с улицы проёме появился военачальник в длинном, до колен, плаще,
Председатель, узнав Аврелиана, громко произнёс:
— Отцы-сенаторы, отложим голосование на другое заседание. У нас есть ещё вопрос большой важности.
При появлении знаменитого военачальника в парадном облачении сенаторы заметно оживились. От этого в зале поднялся глухой шум, схожий с шелестом листвы, сгоняемой с осенних деревьев неожиданным порывом ветра. Обычно так встречают человека, имя которого у всех на слуху, но единого мнения о нём ещё не выработалось. Одни видели в нём знатного полководца, другие — угрозу для вольницы, нового диктатора. Но все сейчас повернулись к нему с тайной надеждой определить — можно ли ему доверить власть над собой и Римом…
Указав военачальнику место на скамье напротив, председатель объяснил сенаторам цель его приглашения на заседание:
— Отцы-сенаторы! Посмотрите на Ульпия Кринита Аврелиана, известного полководца, победителя врагов Рима и любимца армии.
Протекций повернулся к нему:
— Рим благодарит тебя, Аврелиан, за победу над германскими племенами. Благодаря твоим подвигам во главе римской армии казна заметно пополнилась. Мы богаты славой и всем тем, от чего возрастает счастье римского народа. Ты заслуживаешь самые почётные воинские награды: венки с золотыми оливковыми листьями и красную тунику, расшитую пальмовыми ветвями, проконсульский плащ и парадную подпанцирную одежду, а ещё украшенное слоновой костью отдельное кресло в Сенате.
Сенаторы рукоплесканиями поддержали его речь. Послышались восклицания:
— Браво, Аврелиан!
— Браво, Спаситель Рима!
Председатель широко распахнул руки, словно обнимал всех участников, и торжественно провозгласил:
— Я призываю вас, отцы-сенаторы, чтобы сегодня вы наделили Ульпия Кринита Аврелиана обязанностями верховного командующего армией и полномочиями консула, а также жезлом и фасциями с топориками — всё, что по закону может получить римский полководец от Сената.
Раздался шквал аплодисментов. Аврелиан поднялся и, обращаясь в зал, твёрдо произнёс:
— Уважаемый Гай Протекций, уважаемые отцы-сенаторы! Да, я побеждал врагов Рима, терпеливо переносил ранения, утомлял и своих коней, и своих подчиненных — но всё делал не для того, чтобы получить награды, а просто слушался своей совести. Пусть боги сделают так, чтобы и Сенат судил обо мне таким же образом. Поэтому приношу благодарность за оценку моего воинского долга, но я надеюсь, что на должность консула вы подберёте более достойного человека, под началом которого я буду также по совести служить Отечеству.