Всё это было неправильно. Всё это было неизбежно. Выпуск от выпуска, стоило таким вещам начаться, как их уже ничто не могло остановить. Сидящий перед Генералом парень — хозяин Дома, так сложилось, что их не трогают. Но в этот раз что-то шло не так. Генерал уже не понимал ничего. Он всегда боялся превратиться в пассивного наблюдателя, но и в этот раз, ему казалось, всё идёт по точно такому же сценарию. Он не мог никому помочь. Да он даже поговорить с этим парнем по-человечески не мог — натура ребёнка Дома не позволяла.
Поэтому он просто сидел на стуле. Письменный стол стоял в углу небольшой комнаты. Рядом с ним — кровать, расположенная у стены. Комната Генерала угловая, дверь по одну стену с кроватью вела в левое крыло. Напротив письменного стола — окно, откуда открывался вид на внутренний двор. Замечательное место, чтобы следить за играющими на улице воспитанниками. В комнате, кроме прочего, был большой шкаф, груда бесхозного мусора в углу, старая раскладушка и кресло, которое не раскладывалось и из которого торчала пружина. На кресле лежали две подушки.
Таскать в комнату всякий хлам — точно натура ребёнка Дома. Всё это могло быть использовано однажды, но то, что использовалось по назначению постоянно, лежало в местах труднодоступных и спрятанных от любопытных глаз. Эту привычку не искоренить просто так. Слишком уж от многих привычек ему не удалось избавиться. Глядя на Гнойного, Генерал вспоминал Чейни, и пустой бездумный взгляд хозяина Дома говорил о том, что у них не могло быть ничего общего. Генерал бы, может, даже и поверил в это, но только вот Чейни в прошлый раз выглядел точно так же. Тут даже усилий не прикладывай. Одёрнутый воспоминанием, он почувствовал себя плохо.
Внезапно парень вздрогнул. Генерал вскочил со своего места, встревоженный переменами в лице подростка и ещё больше — ощущением присутствия, которое ему не доводилось испытывать уже давно. Гнойный распахнул глаза и в них искрой сверкнул испуг.
Он почувствовал чужое прикосновение, словно кто-то прислонился к его спине, обнял, примяв футболку. В складках проглядывался контур невидимых рук. Парень подался вперёд и замер, не двигаясь. Стиснул зубы и напряжёно выдохнул.
— Кто здесь? — ощутив неладное, произнёс Генерал. — Я тебя чувствую. Проявляй себя. — Ещё немного — и его голос мог сорваться. Настолько забытые пятилетней давностью ощущения казались страшными.
Усмешкой неизвестный выдохнул Гнойному в самое ухо.
— Ты не Фаллен, — прошептал Гнойный.
— Всё верно, Сонечка, я не Фаллен.
Парень дёрнулся, попытался встать, но ему не дали сдвинуться с места. Кто-то одной рукой перехватил горло, сжав его с небывалой силой; красные пятна — следы пальцев — тут же проступили на светлой коже.
— Фаллен слишком печётся о тебе, — продолжил неизвестный. — Чем ты вообще его привлекаешь?..
— Хватит! Отпусти его! — крикнул Генерал.
Он хотел помочь, хотел делать хоть что-то, но понимание собственного бессилия душило леденеющими руками прошлого. Сейчас, что бы он ни сделал, ему не услышать и не коснуться того человека, пока он сам этого не захочет. Защищающая ту сторону недосягаемость, одностороннее свойство, ограничивающее. Единственный, кто мог помочь Гнойному — это он сам. Всё, что мог делать Генерал — это стоять и смотреть. Как и в прошлый раз.
Всё так же бессилен. Бесполезен.
— Что такое? Эй, Со-неч-ка, — чеканил голос по слогам. — Так расстроилась, что не ушла первой? Но не волнуйся, Окси справится не хуже тебя. Он показал всем вам пример. Он проложил для каждого из вас прекрасную дорогу.
Гнойный чувствовал, как неизвестный провёл рукой по подбородку, шее, груди и положил её на талию. Надавил слегка — парень недовольно простонал сквозь сжатые зубы. Тогда неизвестный задрал вверх его футболку, открывая взору Генерала огромный след от ожога. Шрам тянулся со спины и на живот, через весь бок, был огромным, старым и уродливым.
— Фаллен сказал, ты всё ещё тушишь сигареты о ладони? Маленькая глупая Сонечка. Тебе стоит поучиться у старших товарищей тому, как забывать неприятные вещи.
Произнеся это, человек за спиной проявил себя, окончательно переступая черту, отделяющую его от остальных. Генерал ошарашено отпрянул назад. Лицо этого человека он не забыл бы ни при каких обстоятельствах.
— М-микки? — дрогнувшим голосом вспомнил он.
— Давно не виделись, Чейни, — с усмешкой поприветствовал Микки. — Или мне называть тебя Генералом? Можно я не буду этого делать? Впрочем, я всё равно не буду этого делать.
— Н-но ты…
— Умер? Да. Но, как видишь, я вполне живой для того, чтобы сделать Сонечке больно.
Он снова надавил на шрам, и Гнойный, не выдержав, вскрикнул. Микки тут же зажал ему рот рукой.
— Тише-тише, ты же не хочешь, чтобы у твоего дорогого Генерала были проблемы?