Зеркала (СИ)

В комнату постучали. Микки кивнул на дверь, вновь занеся над шрамом ладонь. Гнойный сидел неподвижно, замерев в его руках. Его грудь едва заметно поднималась и опускалась, вторя слабому дыханию. Сигнал был подан явно для Генерала. Тот, замешкавшись, всё же смог кое-как взять себя в руки. Проявившегося увидит каждый. Воспитателю нельзя было допустить, чтобы Гнойный пострадал, но ребёнку Дома нельзя было раскрывать их секреты никому.

Чейни сделал выбор. Погасив в комнате свет, он прошёл к двери и приоткрыл её. Кто бы ни был там, он не должен был ничего узнать.

В проходе, переминаясь с ноги на ногу, стоял Старуха.

— Вы как, в норме? — спросил он.

Попросить у него помощи? Нет, тут же отверг эту идею Генерал. Бесполезно, неоправданно. Так он только ещё больше навредит. Старуха ничего не знал, он чуждый той стороне человек. Воздух в комнате замер, пока Генерал, наконец, не выдавил из себя ответ.

— Слушай, Слава пока побудет у меня, ладно? Присмотри, чтобы мои дел не натворили.

Он прозвучал убийственно жалко, но Старуха только кивнул и развернулся.

— Ты хороший мальчик, Чейни, и всегда таким был, — улыбнулся Микки, когда за Старухой закрылась дверь.

— Зачем ты это делаешь?

— Чтобы скоротать время. Чтобы не дать вам помешать уйти второй. И потом, наверняка у тебя есть вопросы, на которые ты хочешь узнать ответ, да, Чейни?

— Отпусти его!

Микки едва не засмеялся. Он положил руку Гнойному на живот, задевая шрам, и тот неосознанно прогнулся в спине.

— Почему же, оказавшись здесь, ты забыла, кто ты такая? Почему ты отказалась от себя, Сонечка? Ведь ты с самого начала знала, что дорога всегда будет открыта тебе.

Пока Микки говорил, он ни на секунду не отвёл взгляда с человека, который стоял перед ним.

— Как и тебе она была открыта шесть лет назад.

Соня всхлипнула.

— Прекрати, — дрожащим голосом попросил Чейни.

— Прекрати что? Это?

В руке Микки из ниоткуда появился нож. Движением аккуратным и плавным, уверенным и выверенным, едва ли не механическим, он вонзил лезвие в бок Сони, длинным неглубоким порезом разорвав шрам. Микки зажал её рот ладонью и крик утонул в стенах комнаты.

— Не забывай о том, кто ты такая, — процедил Микки.

Он исчез так же быстро, как и появился. Снимая проявление, оставил после себя едва уловимый след и колотую рану в боку. зажимая её ладонью, Соня упала на кровать. Из раны, заливая постельное бельё, текла кровь. Соня дрожала всем телом, из её глаз сыпали слёзы.

Чейни стоял неподвижно с распахнутыми от ужаса глазами. Они все пронеслись перед ним. Старший братик, чьего имени он и не помнил даже, Саша, Ваня, Юля, Илья, Мирон и вот теперь — Слава. Слава, который мог оставить его у него же на глазах, как и все остальные.

— Слав, твоя рана! Её надо обработать. — Он сам не узнавал свой опущенный голос. Голос, принадлежавший Чейни, тот, что давно уже должен был стать чужим, и тот, который напомнил о себе эгоистично собственной слабостью и беспомощностью. Выбросить его из своих воспоминаний и из себя самого — снова — оказалось не так просто. Будьте прокляты эти игры Дома с человеческими именами!

Соня отмахнулась. Генерал навис над ней, схватил за подбородок и заставил посмотреть на него.

— Гнойный! Приди в себя! Ты меня слышишь?

Соня, глотая воздух, запуганными глазами смотрела вверх.

— Гнойный, ну же! Ты хозяин Дома или кто?

Он бы и сам своим словам не поверил. Но взгляд Гнойного прояснился, хотя его тело всё так же безостановочно дрожало.

— Д-да, — тихо отозвался он.

— Гнойный. Ты — Гнойный. Так тебя назвал Дом, — успокаивал его Генерал. — Всё хорошо, слышишь? Нужно перевязать рану. Вставай. Нужно встать, Слав.

Генерал стащил с него футболку. Это было непросто — парень шарахался от любых его прикосновений, не давая притронуться к ране.

Воспитатель вытащил из-под кровати внушительную аптечку. Она вынималась в завершение всех драк в Доме — мальчишки никогда не жаловали медпункт, предпочитая с синяками и ссадинами приходить к Генералу, который даже вопросов лишних не задавал — нельзя вызывать врача, всегда в такие моменты говорил в нём ребёнок Дома. Какими бы тяжёлыми их порезы или царапины не были.

Он весь день убил на то, чтобы зашить и перевязать рану. Весь день не умолкал, рассказывая Гнойному бесполезную ерунду о временах, когда он был воспитанником Дома. Он рассказывал то, чему его научили старшие товарищи, хотя и сам знал, что Гнойному было известно большинство из этого. Но всё же тишина убивала обоих. Тишина и свет, погашённый сразу же, как только красный ящик отправился обратно под кровать. В них закрались настойчивые мысли.

Что он наделал? Он не думал, правильно было поступать так или неправильно — он просто не мог поступить по-другому. Не мог сделать что-то Микки, не мог позвать на помощь, не мог позволить Славе умереть и… Не мог перестать являться ребёнком дома.

Генерал не мог просто так забыть о Чейни.

Потому что Генерал был по-настоящему бессилен перед ними.