Зерна огня, или Свидетель деяния

И тут земля под сапогами рыцаря беззвучно вздыбилась, пошла волной, разлетелась фонтаном. Дробно простучали по ближним деревьям мелкие галечки. Шарахнулась в испуге Пенка; Мариане попал в глаза песок, девушка с трудом удержала кобылу; а когда проморгалась, увидела: Барти встал с земли в шаге от нее, ощупал свежую ссадину на лбу, отряхнулся…

Поморщился:

– Ну что ж, ты была права. Едем поверху. Чуть дальше, как я помню, есть удобная полянка для ночлега.

Мариана сдержала ядовитое замечание, что так и рвалось на язык. К чему? Да, она оказалась права, но ведь Барти хотел как лучше; а что не вышло – так не его в том вина.

Эта ночь стала первой, что они провели под открытым небом. По счастью, погода стояла теплая и сухая, а в сумке рыцаря ждали своего часа припасенные в последнем трактире свежий хлеб и копченый окорок. И все же Мариане было не по себе.

– Дежурить не обязательно, – сказал Барти, расседлав и стреножив коней. – Здесь еще можно полагаться на амулеты.

– Не очень я доверяю всем этим чародейным штучкам, – буркнула девушка.

– Тогда доверься мне, – усмехнулся Барти. – Не первый год по Таргале мотаюсь. Вот завтра, Мариана, придется нам делить ночь на вахты. Кстати, ручей там, – он махнул рукой в сторону зарослей орешника. – Котелок найдешь?

Пока девушка бегала к ручью, рыцарь обошел поляну кругом, выкладывая охранительный круг. Повязал отпугивающий всякое зверье амулет на низкую ветку дерева, под которым свалили вещи и сбрую. Такими же, но послабее, только от хищников, перевязал по пряди в гривах Пенки и Храпа. В светлой гриве кобылы белый шнурок затерялся, лишь подмигивали в свете костра крошечные гранаты на его концах. Предложить, что ль, и твоей хозяйке такой же, подумал Барти. А то думай тут, то ли девчонка выкупаться решила, то ли ее уже медведь задрал.

Но Мариана скоро вернулась, и впрямь посвежевшая, довольная. Пристроила над огнем котелок, сыпанула в воду пригоршню шиповника.

Путники устроились поодаль от костра, так, чтобы окружающие их сумерки не казались непроглядным мраком. Мариана нарезала хлеб, Барти пластал мясо. Вечер стремительно перетекал в ночь, но еще быстрей наваливалась усталость.

– А в империи ты тоже бывал? – спросила девушка, дожевав свою долю.

– Давно, – ответил Барти.

Мариана подождала немного, однако продолжать Барти не стал. Похоже, рыцарь не настроен вспоминать ту поездку… интересно, почему?

Девушка хотела спросить; но вдруг зевнула, смутилась, прикрыла рот ладошкой и сказала:

– Будем спать, раз так. Надеюсь, сэр Барти, вы правы насчет охраны.

– Не тревожься, Мариана. – Рыцарь подкинул в костер толстый сук, встал. Развернул торок, протянул девушке одеяло. – Возьми, ночи здесь холодные.

– А ты?

– Сравни свой плащ и мой. Между нами, Мариана, ты не слишком умело собралась в дорогу.

Что было, то и взяла, хотела сказать девушка, и вообще не твое это дело. Но в последний миг удержала злые слова. Расстелила у костра одеяло, укуталась в свой неподходящий для дороги плащ и закрыла глаза.

Уже засыпая, она подтянула ноги к животу, свернулась в клубочек. Барти покачал головой: замерзнет ночью. Тихо подошел, укрыл девицу поверх ее плаща своим, толстым. Сел у костра. Подкинул в огонь несколько веток. И подумал вдруг: за что мне все это? Не за то ли, что в последние годы начал ценить привычные легкие пути, отвык искать приключений? Что, залечив раны, стал подергиваться жирком спокойной жизни?

Что ж, если так – поделом ему. Путешествие с Марианой в Ич-Тойвин обещало что угодно, кроме спокойной жизни. Но, Свет Господень, разве пристало рыцарю на расцвете жизни мечтать о покое?!

2. Через горы

Мариану разбудил запах мясной каши. Выспалась она на удивление хорошо, хоть и просыпалась ночью несколько раз: то сова кричала, то волки выли вдалеке, то чудились из-под земли глухие ритмичные удары. Зато не запомнились сны: только смутное ощущение, что всякий раз такое вот ночное пробуждение отодвигало в сторонку очередной кошмар. Сладко зевнув, девушка сходила к ручью и полезла в сумку за гребешком. Барти снял с огня котелок, сказал:

– Доброе утро, Мариана.

– Доброе. – Девушка снова зевнула, едва успев прикрыть ладошкой рот. Расплела косу. Глотая слюнки – надо же, обычно утром так есть не хочется; вот что значит спать на свежем воздухе после дня верхом, – принялась раздирать спутанные пряди. Барти поглядывал искоса. Не выдержал, когда на голову Марианы упал солнечный луч, заставив волосы заискриться светлым золотом.

– И не жалко тебе их?! Так дерешь…

– Некогда с ними возиться, – пропыхтела Мариана. – Не дома.

Закусила губу и замахала гребешком вовсе яростно.

Барти хмыкнул. Попробовал кашу. Сказал:

– А ведь ты права: некогда. Иди ешь, пока совсем не остыло.

– Сейчас. – Мариана, чуть наклонив голову, плела косу. Руки мелькали быстро, привычно; да ведь ее и дома не служанка причесывает, подумал Барти. Затянула невзрачной узкой тесьмой, больше похожей на шнурок, выдохнула: – Уф-ф… Так, ну и где моя ложка?

Поели быстро.