Зёрна

Весов чужих. Казалось, и в чести,

Нос в табаке и блохи не кусают,

А оглянулся — господи, прости!

Куда и плыть? Туда не догрести.

Обратно же — грехи не разрешают.

Но будет жить иссохшимся сучком

На древе жизни — благо не срезают…

Ну, а потом? Вот именно — потом!

Там всех, как говорится, уравняют!

Нет, я считаю — истина в другом:

Вернемся мы на землю — кто углем,

А кто, как полагаю, янтарем.

Чтоб, значит, греть и украшать потомков…

«Ну, ну… — Евгений усмехнулся тонко, —

Теперь мне все понятно — что к чему.

Но ведь кому-то суждено… навозом?»

(Был склонен он к язвительным вопросам).

Иван, как дамы некогда, с прононсом

Ему сказал насмешливо: «Дерьму!»

* * *

…Зажглись огни. Ударил в небо косо

Струей бессильной старенький фонтан,

И из кустов вдруг выплыл «Альбатросом»

Здесь, в парке, гнездовавший ресторан.

Повел Евгений деловито носом,

Чтобы сказать уже наверняка:

«Черт побери, зачем растят тут флоксы.

Когда так вкусно пахнут табака?»

Но ресторан им был не по карману.

Ведь даже если искушал их бес,

То заставлял их тратиться помалу —

Он уважал зарплату эмэнес.

И, надышавшись духом ароматным.

Мои герои, зависти полны.

Пошли туда, в глубь парка, где бесплатно

Сквозь ветки капал блеклый свет луны.

«Все суета сует, — сказал Евгений,

Презрительно и мудро морща лоб. —

Так не бывает в нашей жизни, чтоб

Мы жили без соблазнов и сомнений.

Такой уж век, должно, широколобый,

И деловой, и все ему с руки:

То у любви он ищет смысл особый.

То у добра, простите, кулаки.

То молчалив, то говорлив не в меру.

То зряч, то слеп, то вроде бы косит.

Вдруг испытав безжалостно на веру.

Он через миг безверьем искусит.

Круговорот идей, вещей и мнений,

Наверное, еще не завершен:

Давно ли было «чудное мгновенье»

И стало— «у мгновений свой резон»?

«В сомнениях не виновато время, —

 Сказал Иван. — Мы виноваты в том,

Поскольку наши жизни есть мгновенья.

Впадающие в вечность ручейком».

«Мне эти философии известны! —

Евгений фыркнул. — Ну, а мир таков:

Не различает честных и бесчестных,

Он выделяет только дураков,

Романтиков, шутов, идеалистов.

Тут как ни лей — нальешь все тех же щей…

Вот мой сосед — богат, как Монте-Кристо.

Не ручеек, как ни смотри, — ручей!

Живет, как бог, и в ус себе не дует.

Отменно спит. Вальяжен и речист.

Подозреваю — на руку нечист,

Но за руку не пойман — не ворует!

Завидую — умеет жить, подлец!

И рядом с ним такой же по соседству.

Достались миллионы по наследству?

Смешно! Но где ж ОБХСС?

Хотя, конечно, дважды два — четыре:

Коль нет станка печатного в квартире

Иль бриллиантов, на худой конец,

В горшке чугунном где-нибудь в подвале —

При жизни умудрится кто едва ли

Себе отгрохать этакий дворец,

А ведь стоят, где прежде не стояли!

Не кажется ль тебе несправедливым,

Что можно быть нечестным, но счастливым?

И знаем мы, что век земной один

У всех у нас. Туда — одна дорога!

Но жулик доживает до седин,

А честный загибается до срока.

И что же — утешаться, что углем

Иль янтарем я возвращусь потом,

Чтоб, значит, греть и украшать потомков?!

Не помня даже собственных истоков —

Кем был, как жил, как умер, почему?

И несть числа мучительным вопросам!»

«Ну, отчего ж? — сказал Иван. — Дерьму,

И наперед известно, — быть навозом!»

«А ты все шутишь?»

«Как тут не шутить,

Когда в разладе с логикой приятель…»

«Чтоб знать, что жизнь и как ее прожить,

Рискнул бы я и душу заложить.

Нашелся б только верный покупатель

Иль тот, кто мог бы истину открыть…»

И в тот же миг как щелкнул выключатель!

Все фонари погасли.

Пала темь,

И рядом с ними шевельнулась тень

И мерзко засмеялась…

О читатель!

Ты ждешь рассказа, как явился бес,

Чтоб душу одного из эмэнес

Забрать, коль сам он пожелал обмена?

Все шло к тому, чтоб был такой конец

По всем законам жанра непременно…

* * *

Итак, старик…

Неведомо откуда

Он взялся вдруг иль появился в миг,

Когда погасли фонари,

Как будто

Они одни и освещали мир.

О да, мы помним:

Сразу пала темь

И рядом с ними шевельнулась тень

И мерзко засмеялась.

Ну и что же?

Мороз от страха пробежал по коже,

Задавленный, в зубах остался вскрик…

И с головою что-то приключилось:

Что было раньше — вроде бы забылось,

Что быть должно — представилось на миг…

— Что вам угодно, молодые люди? —

Спросила тень, откашлявшись слегка.

(Все в ней изобличало старика.)

— Покоя нет нигде. Но вы не судьи

Того, что и не смыслите пока.

Меж нами — жизнь. А может быть, века.

Когда зачтем и то, чего не будет

Со мной уже почти наверняка.

Но что я понял:

Эти семена

Взойдут уже в другие времена.

И будут ли плоды

Иль просто листья?

Здесь восемь зерен.

Только столько истин

Взойти не может.

Истина одна!

Кому из вас откроется она?

Бери кулек.

Вот ты, который дерзко

Мечтал о том, чтоб душу заложить…

 Кому нужна, коль не умеет жить —

Ни дерево, ни камень, ни железка.

На что, скажи, ее употребить?

Пуста — и назначенье неизвестно.

Оставь себе.

Немало без того

Витает их на свете бесполезно:

Из ничего не будет ничего…

* * *

…Куда же дальше двигать наш сюжет?

Рассказывать о них попеременно?

Но признаюсь я сразу откровенно;

Неинтересен мне Евгений, нет.

Закрылся ненадолго в туалет

И там, вооружившись лупой.

Пытался зерен разгадать секрет.

Хотя и понимал, что это глупо.

Какая сила в них заключена.

Он точно знал.

Продешевить боялся!