Жаботинский и Бен-Гурион: правый и левый полюсы Израиля

За свою политическую карьеру Жаботинскому пришлось испытать многое: разрывы с друзьями, непонимание, анафему и предательство. В поступке Вейцмана он усмотрел грубую политическую ошибку, и из тюрьмы обратился к ишуву с возмущённым посланием: «Нет более глубокого и более горестного унижения, чем сидеть в тюрьме в качестве защитника народа, в то время как народ забыл и тебя, и твой протест, и твою борьбу… Да, вы получили указания от Вейцмана, с одной стороны, и Собрания депутатов, с другой: не продолжать борьбу, успокоить население. Послушавшись этих указаний, вы совершили большую глупость и политический грех. Вейцман – блестящий дипломат, но политического положения в стране он никогда не понимал. Не понял он и той роли, которую сыграли годы бесконечных погромов, вследствие которых пустила корни и расцвела наглость наших врагов, в чьих глазах мы стали объектом произвола».

Жаботинский был в негодовании – он считал празднование несвоевременным и говорил, что британская администрация получила наглядный урок на будущее: руководствуясь сиюминутными соображениями, сионисты легко могут забыть унижение и пожертвовать своими товарищами.

Однако протесты против несправедливого суда над бойцами хаганы продолжались. Призывы к освобождению звучали и в Лондоне, и в Нью-Йорке. В Англии пресса называла Жаботинского еврейским Гарибальди, влиятельные «Таймс» и «Манчестер Гардиан» поставили под сомнение «разумность» оккупационных властей, вынесших несоразмерно суровые приговоры.

Жаботинского хорошо знали в правительственных кругах Лондона ещё со времени организации легиона. На министра по делам колоний, которому подчинялась британская военная администрация в Каире, в палате общин обрушилась критика. Правительство вынуждено было пойти на попятную. Через две недели приговор был смягчён: Жаботинскому пятнадцатилетнюю каторгу заменили годом тюрьмы, а его товарищам срок заключения сократили до шести месяцев. Жаботинского это не удовлетворило. Он требовал полной отмены приговора, понимая, что неснятое обвинение в «грабеже и убийстве» будет впоследствии использовано политическими противниками для дискредитации любой его деятельности.

Тем временем военная британская администрация сменилась гражданской. 1 июля 1920 года в порт Яффо прибыл первый Верховный комиссар Палестины, сэр Герберт Сэмюэль. Свою деятельность он решил начать с амнистии заключённых. Он обещал проводить «политику равновесия» и, следуя этому принципу, 7 июля освободил из тюрьмы и погромщиков, и членов хаганы. Подтвердился прогноз, который Жаботинский огласил соседям по камере, подбадривая их: «Пятнадцать лет я должен провести на каторге? Обещаю вам, что вы и я не останемся здесь долее пятнадцати недель».

Жаботинский отказался принять амнистию – в августе он выехал в Лондон требовать отмены несправедливого приговора. На это ушло более полугода.

В Лондоне в руководстве Всемирной сионистской организации Жаботинского встретили как национального героя – почти с тем же торжеством, как двадцать лет назад в Одессе встречали г-на Альталена, приехавшего из Италии. Забыты прошлые разногласия. Жаботинского избирают в правление, он становится третьим лицом организации и совместно с Вейцманом и Соколовым возглавляет политический отдел.

В марте 1921-го, через год после завершения конференции в Сан-Ремо, удовлетворившей территориальные притязания Англии, британское военное министерство переслало главному командованию в Каир судебное дело над членами хаганы. Получив указание пересмотреть дело, оно признало процесс в Иерусалиме недействительным.

Этим постановлением британское правительство решило подсластить пилюлю, подложенную евреям: ведь в этом же месяце, нарушив решение конференции в Сан-Ремо, правительство в одностороннем порядке выделило из подмандатной территории Восточный берег реки Иордан и передало его Абдалле ибн Хусейну для создания арабского эмирата Трансиордания (нынешняя Иордания). Евреям на территории нового арабского государства селиться было запрещено. Так Англия заложила фундамент арабо-еврейского конфликта, который она же якобы пыталась затем разрешить. Лига Наций была поставлена перед фактом, который она смиренно приняла[24], – так же, как позже проглотила притязания Гитлера, смирилась с аншлюсом Австрии и со сдачей Чехословакии. Остаётся добавить, что и здесь приложил руку Уинстон Черчилль, 13 февраля 1921 года ставший министром по делам колоний.

Гистадрут – дитя Бен-Гуриона

Бен-Гуриона в руководстве Всемирной сионистской организации не жаловали. Ещё до войны он конфликтовал с руководством организации на сионистских конгрессах, добиваясь самостоятельности при принятии решений, касающихся Эрец-Исраэль. Но из-за малочисленности палестинских сионистских партий (в каждой – «Поалей Цион» и «Ха-Поэл Ха-цаир» – состояло до тысячи человек), на конгрессах у делегатов Палестины было мизерное число голосов. Шансов склонить чашу весов на свою сторону не было.