Жабы жаждут

Пока он отключал провода и складывал машинку в «походное положение», откуда-то возникла девчонка, одетая в купальник агрессивного стиля ститчкини. Она была очень поджарая и экстремально загорелая, с выцветшими от солнца волосами, стриженными коротким ежиком.

— Помочь тебе?

— Вообще-то… — начал Эрик, но внезапно сообразил, кто это (он сразу узнал бы Ханну-Кармелиту Качмарек, но она так изменилась) — …Ханка, какого хрена ты тут делаешь?

— Ты совсем-совсем не хочешь меня видеть? — грустно спросила она.

— Вообще-то ты подложила мне полновесную свинью, — напомнил он, стараясь держать спокойный тон.

— Себе я подложила больше, — сказала она, и провела ладонью по стрижке-ежику.

— Э-э… Тебя что, в полиции так?..

— Нет. Мне все надоело, и я упала в EYU. Деньги были нужны, поскольку из дома меня выгнали. Мне как раз исполнилось 18, и я решила: будь что будет.

— Ханка, какое EYU, ты о чем вообще?..

— Рассказать? — отозвалась она.

— Давай не здесь, пойдем на яхту, — предложил он, поняв, что разговора не избежать.

…

36-футовая моторная яхты «Dirty-dog», принадлежащая Калибану (типичная для серии Fountaine Pajot MY 37), обладала интерьером кабины в стиле студио: пространство, не разделенное на камбуз, салон, и ходовой мостик. Салонный диван с обеденным столом размещается напротив мойки и кухонной плиты. Эрик усадил Ханку за стол и занялся у плиты приготовлением ужина (очень хотелось жрать, поскольку вечер выдался напряженный). По-джентльменски, он спросил гостью:

— Питаться будешь?

— Да, у меня из-за EYU зверский аппетит, — невесело ответила она.

— Все-таки, что такое EYU? — спросил он.

— Это экспериментальный генвекторик, — пояснила польская тинэйджерка, — недавно в Албании были тесты. Я нашла вербовщиков через биопанк-лабораторию «Liberteam», которая производит тот генвекторик для безопасного раннего аборта… Помнишь?

— Помню. Но я ведь вроде не говорил тебе, откуда этот генвекторик.

— Да, ты не говорил. Но на банке с таблетками были их сетевые координаты. Я решила: терять нечего, а деньги нужны, потому вписалась. В сетевом FAQ говорилось: это вроде усиленного ксианзана, ничего страшного, все под контролем. Электроды по всему телу, пришлось выбрить все наголо. А позже я узнала, что EYU — это крокодил по-китайски.

— Э-э… — протянул он, орудуя посудой, — …Надеюсь, этот EYU не какая-то трансгенная пристройка ДНК крокодила.

— Я тоже надеюсь, — без особой уверенности сказала она, — вроде бы EYU аббревиатура, только я не знаю от каких слов. Знаю только, что мне выдали сотню динго за месяц.

Журналист помнил приблизительный курс криптовалюты Верхней Ливии: dingo (dinars gold). 100 динго это 3300 евро, обычная цена волонтера в биопанковских генлабах. Для восточноевропейской молодежи это хорошие деньги за месяц. Если не понимать риска, который очень серьезен. Биопанки, став обладателями молекулярного дизассемблера, в обстановке отсутствия официального контроля, иногда играют с генами почти наугад. Примерно так сообщали об этом европейские СМИ. Хотя, как полагал Эрик, эти СМИ сгущают краски. На самом деле в обществе биопанков сформировалась своя этика, и у нарушителя довольно быстро возникали проблемы (это еще мягко сказано). Так что, в обычном медицинском смысле волонтер не особо рисковал здоровьем, однако в более широком смысле последствия могли быть совершенно катастрофическими. Например, полная перемена личных вкусов, целей, стиля общения, и даже (в значительной мере) перемена внешности. Консервативные комментаторы назвали такие перемены «тихим суицидом», и требовали от властей ЕС возбудить преследование разработчиков таких технологий. Как подозревал Эрик, власти ЕС с радостью репрессировали бы всех, кто занимается «евгенической» генной модификацией человека, однако это нарушило бы теневой договор о мире с хуррамитами — хозяевами Верхней Ливии. Надо сказать, что хуррамиты 2 года назад не взяли на себя ответственность за теракты. Но ясно, что при нарушении теневого договора сразу повторится кошмар 2-летней давности: серийные взрывы на ключевых объектах ЕС, совершенные, будто бы, неуловимым психопатом-одиночкой. И согласие «непричастных» хуррамитов уладить дело на неких условиях…

…Но сейчас Эрика Лафита интересовала не какая-то политика, а вопрос: что делать с тинэйджеркой, сидящей за столом в салоне яхты в ожидании какой-то его реакции.

— Ханка, насколько все плохо? — спросил он.

— Не знаю, — она пожала плечами, — что-то прошло со мной из-за EYU.

— Что конкретно произошло? Объясни, иначе я вряд ли смогу чем-то помочь.

— Многое произошло… — она снова пожала плечами, — … Например, если вокруг будет температура сильно ниже комнатной, то я остываю.

— Что-что ты делаешь?

— Остываю, — повторила полька, — на воздухе это не очень заметно, а в воде очень.

— Как это ты остываешь?

— Просто, падает температура тела. Чтобы не остыть, надо все время думать о теплоте. Меня научили, как это делать. Без объяснений, как это устроено.

— Так, а что если ты не будешь думать о теплоте?