Жаклин Жаклин

У меня же не было никаких перспектив, ни в настоящем, ни в будущем. Я все еще чувствовал себя спрятанным мальчиком, чье имя не было именем, а отец был лишь тенью среди миллионов теней. Что до моей матери, увы, я не мог прийти ей на помощь. Я видел, как она угасает от усталости и одиночества. В довершение всех ее бед она была матерью сына, который хотел только валяться в постели до полудня и воображал себя драматическим актером в поисках персонажа себе под стать — где-то между Ричардом III и Лорензаччо.

Добравшись до рынка Сен-Кантен, на углу улицы Шаброль, на самом севере нашей территории, я уже ненавидел себя и презирал. Тебя я, конечно, ненавидел тоже. Никогда больше не хотел тебя видеть. Потом вернулся домой. Мама спросила: «В честь чего эта похоронная физиономия?» И я ей все рассказал. Она покачала головой, будто говоря: а с какой стати ей оставаться с тобой? Я лег и уснул, силясь презирать всякую любовь и даже дружбу.

Утром зазвонил телефон. Это была — ты. Я хотел повесить трубку, чтобы не бередить рану, но ты спросила торопливым голосом, наверняка дружески, но не только: «В котором часу мы увидимся вечером, дорогой?» Я ответил, надеюсь, игривым тоном, что, поскольку меня только что бросила подружка, я абсолютно свободен на весь остаток дней: «Выбирайте место и время, я буду».

И все вернулось на круги своя: споры, кино, кафе и, конечно же, страстные поцелуи и все более смелые ласки.

«Лучше нам остаться друзьями». Эта фраза прозвучала во мне вновь много, много позже. Эту же фразу с твоих тринадцати-четырнадцати лет ты говорила, с протянутой раскрытой ладонью, многим и многим молодым людям, все они были шикарны, элегантны, более или менее привлекательны, разумеется, страстно влюблены, и только один, один-единственный портняжка, я, только я не принял твою руку и не поклялся тебе в вечной дружбе. И это, это, это насмешило тебя до колик. Ты так смеялась, что осела на лестнице и поднималась на четвереньках. Ты пришла домой, корчась от смеха. Твоя мать спросила, что тебя так развеселило. Ты ей все рассказала. Она тоже засмеялась. Она рассказала это твоему отцу, и он засмеялся в свою очередь. Вы смеялись все трое.

Так ты функционировала: «Лучше нам остаться друзьями». Так ты хотела жить, перепархивать из одних объятий в другие, как бывало, когда ты танцевала би-боп и хорошие танцоры выстраивались к тебе в очередь. В общем, ты, наверное, пришла к выводу, что если я не самый элегантный, не самый привлекательный и, конечно, не самый богатый, то, бесспорно, самый уморительный. А тебе нужен был смех. И твоему отцу, и твоей матери нужен был смех. Вам нужно было посмеяться в этой печальной ситуации банкротства, в эти послевоенные годы, такие горькие для бывших желтозвездых.

Потом вы переехали, а ты не знала, что делать с собой и со своей жизнью, поэтому взяла дело в свои руки и стала работать увлеченно и упорно, и твои платья пошли нарасхват, как свежие булочки на празднике «Юманите». В первый же сезон ты смогла стабилизировать ситуацию. Теперь все было наоборот: я приходил за тобой поздно вечером в твое ателье на улице Сен-Дени. Я заставал тебя за работой, обычно в трусиках и лифчике, ты прямо на себе создавала модели своей будущей коллекции. Ты никогда не училась этому ремеслу, как, впрочем, и никакому другому, ты не умела ни рисовать, ни кроить, ни даже шить. И вот так, инстинктивно, ты делала изумительные платья, очень красившие женщин, которые буквально рвали их друг у друга из рук в удачные дни.

Весенними воскресеньями мы садились на террасе кафе на Больших бульварах, у Бон-Нувель, и считали платья — твои платья! — которые дефилировали перед нами на тротуарах, преображенных их красотой и веселостью. Лепестки ромашек в темных джунглях, полоски и горошек всех цветов, короче, каждое платье славило красоту и простоту, по образу и подобию твоему. Ты нашла свой путь.

А я — случай и снова удача — наконец получил небольшую рольку у Фаббри, в «Большом ухе», эту пьесу сыграли четыреста раз в Театр-де-Пари на улице Бланш. Четыреста раз ты приходила туда за мной. Мне милостиво разрешили уходить в антракте, не дожидаясь выхода на поклон в конце спектакля. Мой персонаж появлялся два раза, очень ненадолго, в первом действии, а во втором не появлялся вовсе. Так что я выходил к тебе в антракте, а ты ждала меня в кафе рядом с театром. Мы шли ужинать, а по дороге целовались, не без того, и подолгу ласкали друг друга во всех темных подъездах и подворотнях квартала.

Необходимое уточнение

Мы все еще не спали вместе. Почему? Мне не приходило в голову задать тебе этот вопрос и даже задать его самому себе. Мы расставались с наступлением ночи, в последний раз поцеловавшись. Ты шла ночевать к родителям на улицу Сен-Дени, я к маме на улицу Шаброль.

Я знал, что ты хотела выйти замуж девственницей, но теперь-то, теперь ты уже почти два года как развелась. И вот однажды вечером, как раз в момент расставания, эта мысль буквально пронзила мне череп.

— Чего ты, собственно, ждешь? — резко спросил я тебя.

— Чего я жду?