Жаль, не добили

– А это значит, что в овине отлеживаются раненые бандиты, – отозвался Алексей. – Добивать их свои не стали, причин тому множество. Но и тащить на себе на базу было затруднительно. Фельдшер работает на них, возможно, не по своей охоте. Приказали спрятать, подлечить. Потом придут люди и заберут. Когда?

– Подождите, товарищ капитан, – заявил Греков. – Зинченко там вилами все истыкал.

– Хорошо, что не напоролся на них. Пристрелили бы бойца. А теперь у нас есть шанс все сделать без потерь. Что такое овин, темные вы мои? Там сушат снопы перед молотьбой. Два яруса, куда укладывают солому, в центре яма с открытой печью. Сейчас постройка по назначению не используется, но яма-то никуда не делась. Бандиты чем-то укрыли ее сверху, засыпали соломой. Можно ходить и не знать, что под ногами схрон. Проверим. Да куда ты, резвый? – Он схватил за ремень Тамбовцева. – Пусть девчонка уйдет. Она им жратву, по-видимому, понесла. Должна предупредить, что опасность миновала, но расслабляться не стоит.

Девчонка выбежала из овина через пару минут. Ответственная миссия явно не доставляла ей удовольствия, но мамка с папкой приказали, как ослушаться? Свертка при ней уже не было. Девочка припустила к двери. Высунулся отец, что-то спросил. Они скрылись в доме. На участке стало тихо.

«Как удобно, – подумал Алексей. – Край села, можно незаметно подойти из леса, забрать пациентов или доставить новых. Опять же собственный, какой ни есть, а лекарь. Проблемы лишь с транспортировкой – база далековато».

Он приподнялся, хищно оскалился.

– Попытаем удачу? Хотя бы одного нужно взять живым. Тамбовцев, Греков, занять позицию у овина, внутрь не заходить, вести себя тихо. Никакой инициативы, уяснили? Газарян, за мной, в дом.

Алексей с товарищем ворвались в хату с автоматами наперевес. Газарян перекрыл второй выход. Семья готовилась к трапезе. Все сидели за накрытым столом, сцепили руки, молились, распахнули глаза, оторопели.

– Снова вас приветствую, гражданин Криветко и почтенное семейство! – Алексей широко улыбался. – Передаем пламенный коммунистический привет, как говорится. А ну, встать там и слушать сюда! – рявкнул он, стреляя пальцем в печку.

Девочка заплакала, стала размазывать слезы по щекам. Долговязая супруга лекаря как-то обмякла, сообразила, что время криков безвозвратно ушло. Хозяин хаты смертельно побледнел, выронил ложку из дрогнувшей руки. Они встали у печки и поникли, словно их уже расстреливали.

А ведь действительно, с волками жить!.. Алексей передернул затвор, вскинул «ППШ». Злой он был сегодня на эту публику. Кто сказал, что офицер госбезопасности должен расшаркиваться перед врагами?

Они заголосили, стали что-то просить, умолять.

– Газарян, баб убери, – процедил Алексей. – Пусть в подвале посидят, ничего, не заплесневеют.

Он подождал, пока закончится возня, сопровождаемая бабьим визгом. Захлопнулась крышка подпола.

Капитан подошел к фельдшеру, умирающему от страха.

– Говори! – приказал он.

– Я не понимаю, что вы хотите, – простонал тот.

– На совесть ему надави, командир, – посоветовал Газарян. – Это там, где трахея. Сразу заговорит.

– Не надо, пожалуйста, – взмолился Криветко.

– Прекращай ломать комедию, подумай о семье. В сарае гости, да? Одно дело – добровольный пособник бандитов, и совсем другое – потерявший ориентиры, запутавшийся, запуганный человек. В первом случае расстрел. Если повезет – Сибирь, а там, к слову говоря, минус сорок.

– В тени, – вставил Газарян.

– Долго не протянешь. Согласишься на сотрудничество, раскаешься – срок получишь небольшой, да и тот скостят, потому что Советская власть великодушна. Она основана исключительно на гуманистических идеалах. Что так смотришь? Будем говорить? Учти, времени у тебя мало.

Фельдшер сломался, как сухая коряга, рухнул на колени, стал уверять, что все расскажет.

– Только семью не трогайте! Люди из леса обращаются ко мне не очень часто, но иногда случается. Я даю им лекарства, провожу ночью несложные операции. Бабулу ни разу не видел, знаю Фадея Коровяка. Тот у Бабулы на подхвате, при немцах был мелким функционером ОУН, руководил подпольной типографией. Сейчас он заматерел, оброс бородой. Я не знаю, где схрон Бабулы. Христом-богом клянусь! У Бабулы несколько убежищ, все на юге, за Хохмяжной грядой. Я ни одного не видел. Даже без понятия, в каком лесу сидит Фадей Коровяк, сколько у него людей и какие планы. Про Бабулу мне вообще ничего не известно. Ходят слухи, что тот стал совсем нервный, любит лично расправляться с людьми, а в охрану себе набрал хорошо подготовленных баб.

– В смысле?.. – не понял Алексей.

– Ну, бабы… – Фельдшер растерялся.

– Я знаю, кто такие бабы и для чего они нужны, – заявил Алексей. – Охрана главарей бандподполья в их функции не входит.

– У Бабулы входит, – сказал фельдшер. – Злые, хитрые, умные, умеют драться. Люди говорят, что он с Шухевича берет пример.

– Ладно, девушки потом, – отмахнулся Алексей. – Что по текущему положению?