Жан Брюс. Детективы

— У меня нет политических убеждений, — сказала Эстер глухим голосом, — поэтому я не питаю ни к кому ненависти… Тех, кто им верит, можно упрекнуть только в глупости… А глупцы — те же калеки… Вы же не ненавидите меня только за то, что я хромая…

В ее расширившихся от волнения глазах заблестели слезы.

— Останьтесь, — добавила она. — Артур мне никогда не простит… Оставайтесь у нас, сколько захотите. Мы ведь в Триесте, в свободном городе. Ваши враги не могут вломиться в этот дом, чтобы силой похитить вас.

Он вернулся.

— Ваш брат вам все рассказал?

Эстер кивнула головой и отбросила назад тяжелую массу волос. — Да, перед тем как уйти.

Менцель снова сел.

— Через дверь моего номера он говорил мне о Франце Халлейне… — Я знаю, — подтвердила она. — Они убили его, и Артур считает, что им удалось заставить его все рассказать…

Менцель неопределенно махнул рукой. Со смертью этого человека он уже свыкся. Он видел слишком много смертей, слишком много слышал о смерти, чтобы чья-то смерть могла его долго волновать. За годы войны понятие «смерть» затерлось от частого употребления и потеряло свой смысл. Сам он боялся не столько смерти — его пугали пытки, иногда предшествующие ей. Он обладал гиперчувствительностью к боли, с которой не мог бороться. Менцель никогда не мог решиться войти в кабинет дантиста, а от одной мысли об уколе ему становилось плохо за несколько часов… Он ничего не мог с этим поделать.

— Снимайте плащ.

Увидев, что он повесил влажную одежду на спинку стула, она хотела запротестовать, но передумала. В подобных обстоятельствах забота о мебели не имела значения. Он кивнул на бутылку коньяка, стоявшую на низком столике.

— Можно?

— Конечно. Простите, что не догадалась вам предложить.

Эстер посмотрела, как он наполняет стакан Артура, и спросила:

— Что вы собираетесь делать?

Он выпил, поставил пустой стакан и пожал плечами:

— Не знаю. В конце концов, я ищу одно: приличное положение. Я готов работать на любого, кто захочет меня нанять.

Она, казалось, была разочарована:

— Вы пассивный…

— У меня нет убеждений. Как и у вас…

— Я другое дело. Мне нечего принести в этот мир.

— А то, что могу принести в мир я, некоторые уже имеют.

Она выдержала паузу. Ее голос стал еще более мелодичным.

— Я знаю, — сказала она. — Тогда вы должны дать это тем, кто этого не имеет…

Он удивился:

— Зачем?

— Чтобы восстановить равновесие. — И тут же добавил: — Если, конечно, вы не желаете новой войны.

Он вздрогнул:

— Нет!

Сколько ужаса было в его голосе! Она улыбнулась:

— Вы меня успокоили. Тогда вам нельзя колебаться… Равновесие сил — единственная гарантия мира, которую могут получить люди. Если русские действительно владеют секретом «летающих тарелок», то могут поддаться искушению в любой момент начать непоправимое. То же самое может случиться в противоположном случае. Оба блока слишком боятся друг друга… Страх плохой советчик…

На лице его читалась неуверенность.

— Не знаю, правильно ли поддерживать равновесие, — ответил он. — Я в этом вовсе не убежден. Оба блока продолжают существование… Пусть уж они столкнутся и победит сильнейший! А потом будет мир…

Она запротестовала со сдерживаемой яростью:

— Вы рассуждаете, как ребенок! Два блока, говорите? Ладно… Допустим, американцы или русские начали войну и одни полностью победили других и заняли столицу врага… Разве это урегулирует проблему четырехсот миллионов китайцев, пятисот миллионов индусов и стран Арабской лиги? Смотрите, какие массы останутся неподконтрольными, отвергающими всякую ассимиляцию… Нет, поверьте мне, следующая война не будет последней… До тех пор, пока на Земле останутся хотя бы два человека, они будут драться между собой… Все животные борются между собой, чтобы выжить. Таков закон природы. Неудобство в том, что люди стали цивилизованными, испорчены моралью, а цивилизация и мораль плохо сочетаются с борьбой за выживание… Если подумать пару минут, то кажется чудовищным и бессмысленным, что на Земле опять может разразиться война… Однако это факт…

Она замолчала, вся дрожа, потом вдруг взорвалась:

— Да перестаньте вы грызть ногти! В конце концов, это отвратительно!

Он стал красным, как помидор, спрятал руку под пиджак и неуверенным голосом спросил:

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

Она смотрела на часы. Почти три, а Артура все еще нет. Совладав со своим беспокойством, она ответила:

— Я не могу ничего хотеть от вас. Вы должны решить сами… Пока будет сохраняться баланс сил, пока ни одна из сторон не сможет быть уверена, что сумеет раздавить другую с относительной легкостью, мир сохранится! А даже пять лет, выигранных для мира, стоят трудов, поверьте мне…

Он встал и повернулся к ней спиной. Она подумала, что он очень нескладный, сутулый, с покатыми плечами, одет безвкусно…

— Я не герой, — сказал он глухим голосом, — и боюсь физической боли… Если бы я мог прийти к русским, все наверняка прошло бы хорошо… А так…

Она мягко возразила:

— Русским вы не нужны. Доказательство — они пытались вас убить сегодня вечером. Они повторят свою попытку. Единственное, что их интересует…